Ярый князь
Шрифт:
– Да ты что? – удивлённо протянул кто-то из ушкуйников. – Нет таких городов!
– Сам увидишь, – обернулся боярин к неверующему.
Александр Абакунович, не поверив на слово, попросил:
– Расскажи про Сарай, любопытно, да и знать будем, к чему готовиться.
– Я в Сарае всю зиму провёл, много чудес повидал, даже в ханском дворце бывал. Так что… Как я уже поведал, город огромный. Ни стен, ни вала, ни рва нет.
– Да ну-у! – невольно вырвалось у воеводы ушкуйников. – Стольный град и без крепостных стен!
– Татары думают, что нет равных им и не от кого защищать город, – продолжил боярин Михаил. – Весь город от Ахтубы уходит в
Михаил замолчал. Молчали и окружавшие его ушкуйники. Слишком потряс их рассказ рязанского боярина: во всё услышанное верилось с трудом.
– И как тот город охраняется? – поинтересовался Абакунович.
– Только на пристани да в городе базарные сторожа. А у именитых людей своя охрана.
– Так войска в городе нет? – оживился воевода ушкуйников.
– Войско за городом, в степи. Воины живут родами, кочуют. Их хан призывает только на время похода.
– А заставы на подступах к городу стоят?
– Нет, только ямы. Это такие небольшие поселения, где меняют лошадей ханским посланцам, – пояснил рязанский боярин. – Когда я плыл в Сарай-Берке, насчитал их шесть, стоят по берегу Ахтубы.
– А ну, упредят…
– Могут, – согласился Михаил Никодимыч. – Но у тебя вон сколь молодцов. Пошли наперёд. Поди, управятся. На ямах по пять десятков татар-воинов да конюхов десятка три.
Рязанец ещё долго рассказывал про столицу Орды, но Абакунович его не слушал. Хотя до места, где Волга делилась, было плыть ещё немало, от головного ушкуя в сторону ближайших судов понеслись лёгкие челноки, унося распоряжения воеводы.
Ярослав сидел на корме ушкуя и отстранённо глядел на серебрящуюся на воде лунную дорожку.
«Как переменчива ко мне Судьба. Словно играет со мной, – размышлял он. – Только недавно ходил по Нижнему: богат и славен. Подумывал осесть в стольном граде, обзавестись семьёй, даже присмотрел девицу – хороша, молода, пригожа – младшая дочка купца Саввы Куцего. А вот не заладилось: оказался в земляной тюрьме. Сам дядька Данило и определил сюда по-родственному… А через четыре дня, только ушли разбойники хлыновские от города, ночью кто-то опустил в поруб лестницу и торопливо проговорил:
– Идите к башне, что на Стрелицу глядит. Там на стене веревка – крепкая, не сумлевайтесь. По ней выберетесь из города. Ну, а лодию сами добудете. Вон их сколь под берегом. Ваши-то недалече ушли. С божьей помощью догоните. Ну, прощевайте.
Всё сделали, как посоветовал неизвестный помощник: и по городу тихо прошли, и стену преодолели, и купеческой баркой завладели… На следующий день догнали ушкуи, а дальше что? Что делать? Думал, что сослужу службу великому князю и заживу своей жизнью…
Ярослав вздохнул тяжко и, обернувшись плащом, что купил в Укеке, смежил веки. Но сон не приходил. То ли мешал шум, доносившийся с берега, где трапезничали ушкуйники, расположившись возле костров, то ли думы тревожные.
«Почто Данила Петрович определил меня в поруб? Не по своей, поди, воле. Тогда зачем? И из земляной тюрьмы вызволил кто-то не по прихоти ли воеводы княжеского, а может, и самого Дмитрия Константиновича? Зачем я здесь, среди ушкуйников? Упредить, когда возвертаться будем? Так упреждай, не упреждай, а захотят повольники город взять, ничто их не остановит. Сам не раз видел, как воеводы молодцев учили рвы, стены быстро преодолевать. Любо глянуть как ловко забрасывают молодцы арканы на стены, как взбираются по лестницам, как мечут стрелы и болты из луков и арбалетов. А коли наука ратная кому не даётся, того ждёт весло да заготовка дров для костров на стоянках да приготовление еды… Но обиды в том нет – ведь добыча вся поровну делится, разве что у воевод доля большая, так на то они и воеводы…»
Ярослав вызвался охранять ушкуй и теперь маялся. На соседних-то ушкуях сторожа уже угомонились: похрапывают себе, а ему невмочь.
«После Нижнего Абакунович на меня смотрит косо. Видно, жаль боярину добра утраченного. Хотя и взял в личную охрану».
2
К Сараю-Берке подошли ранним утром. Молодцы с трёх ушкуев, числом шесть десятков, высадились на берег за две версты до города, и когда ушкуи подошли к пристани, со сторожами было покончено. Появление более чем двухтысячной ватаги ушкуйников на улицах города явилось для столичных жителей большой неожиданностью.
Шли молча, позвякивая оружием и доспехами, не заходя в дома, хотя особенно роскошные притягивали алчущие богатства взгляды ватажников. Но воеводы наказали идти скопом до ханского дворца и, покончив с охраной, вначале пошарпать его.
Как рассказывал боярин Михаил, улицы поражали ватажников широтой, непривычной чистотой и протяженностью, а дома – красотой и строгостью. Несмотря на раннее утро, город уже проснулся, неизвестное войско было замечено, и вглубь города ускакали несколько перепуганных жителей. Вернее будет сказать, что вначале ушкуйников услышали – по каменной мостовой топот тысяч сапог слышен был далеко, а потом уже увидели.
– Долго ещё до ханского дворца? – забеспокоился воевода Василий Фёдорович, обращаясь с вопросом к идущему рядом боярину Михаилу. Тот уже изрядно вспотел, дышал тяжело, с натугой – видимо, плен сказывался. Сглотнув подкативший к горлу комок, выдохнул:
– Не прошли и половины пути. Я же говорил, что город за день не обойти.
Александр Абакунович тоже слышал ответ рязанского боярина. По рассказу Михаила Никодимыча представлялось одно, на деле же всё оказалось иным: размеры города и его богатства поражали. Но воевода понял, что забираться в эти пугающие своей прямолинейностью улицы нельзя. Если конница, не дай бог, даже в несколько сотен всадников, ударит, устоять будет трудно и укрыться негде.