Ящер страсти из бухты грусти
Шрифт:
– Ну, наверное, перерыв не повредит.
Тео открыл пассажирскую дверцу, и Живодер прыгнул на сиденье, сразу измазав его сажей.
– И псу твоему пицца нужна. Это будет гуманно.
– Ладно.
– Но сначала я все-таки покажу тебе кое-что у ручья.
– Что?
– След. Вернее, то, что от него осталось.
Десять минут спустя они уже сидели с запотевшими кружками в “Пицце с Хвоей” – единственной пиццерии Хвойной Бухты. Столик они выбрали у окна, чтобы Гейб мог присматривать за Живодером, который скакал вверх-вниз
– Он так и будет скакать?
– Пока мы не вынесем ему ломтик пиццы, да.
– Поразительно.
Гейб пожал плечами.
– Он же собака.
– А ты биолог.
– Ум тренировать нужно.
– Ну, и что скажешь?
– Скажу, что ты уничтожил большую часть того, что принял за отпечаток ноги.
– Гейб, но это и был отпечаток ноги. С чем-то вроде когтя.
– Существуют тысячи объяснений углублению в жидкой грязи, похожему на это, Тео, но ни одно из них не указывает на то, что это след животного.
– Почему?
– Ну, во-первых, потому что на этом континенте не водится ничего столь крупных размеров уже примерно шестьдесят миллионов лет. А во-вторых – животные склонны оставлять больше одного отпечатка, если только это не существо, специально приспособившееся к большим скачкам. – Гейб ухмыльнулся.
Голова летучего пса мелькнула над подоконником.
– Вокруг было множество людей и машин – другие следы могли затоптать.
– Тео, не распускай свое воображение. У тебя был длинный день и...
– И я – наркоман.
– Я не собирался это говорить.
– Знаю, это я сказал. Расскажи мне о своих крысах. Что ты будешь делать, когда их найдешь?
– Ну, сначала я попробую отыскать причину такого поведения, потом поймаю несколько особей из мигрировавшей группы и сравню химический состав их мозга с мозгами тех, кто направился к морю.
– А им будет больно?
– Мозги нужно взболтать хорошенько и прогнать через центрифугу.
– Я так и думал.
Официантка принесла пиццу, и Гейб уже распутывал сопли сыра со своего первого ломтика, когда зазвонил телефон Тео. Констебль секунду послушал, встал и полез в карман за деньгами.
– Надо идти, Гейб.
– Что такое?
– У Плоцников мальчишка пропал. Его никто не видел с утра, когда он поехал разносить газеты.
– Прячется, наверное. Дурной он пацан. Как-то раз смастерил что-то из своей машинки с дистанционным управлением, и эта ерундовина подействовала на чипы в моих крысах. Я три недели ломал голову, почему они выписывают восьмерки по автостоянке перед гастрономом, пока не поймал его в кустах с пультом.
– Я знаю, – ответил Тео. – Мики мне рассказывал, что если десять твоих крыс соединить в один контур, можно будет ловить телеканал “Мир приключений”. Но я все равно его должен найти. У него еще и родители есть.
– Живодер неплохо берет след. Можешь его с собой взять.
– Спасибо, но я сомневаюсь, что у пацана в кармане пицца.
Тео сложил сотовый телефон, запихал в рот еще один ломтик на дорогу и направился к дверям.
ДЕСЯТЬ
Вэл Риордан прислонилась к двери своего кабинета, пытаясь отдышаться и взять себя в руки. Ничто во всем ее опыте клинициста не могло сравниться с теми сеансами, что ей пришлось проводить на следующий день после взрыва “Тексако”. Она приняла двадцать больных за десять часов, и каждому хотелось говорить только о сексе. Не об абстрактом сексе, не о проблемах секса, не об отношении к нему – о самом сексе, хлюпающем, потном и трясущем кровати. Это нервировало.
Она предвидела всплеск либидо у своих пациентов (обычный симптом отвыкания от антидепрессантов), но в справочниках утверждалось, что лишь от пяти до пятнадцати процентов проявят какую-то реакцию – примерно то же количество, что потеряло либидо, когда начало принимать средства. Сегодняшний ее результат оказался стопроцентным. Похоже, она держала псарню для сук в течке, а не психиатрическую практику.
Когда ушла последняя пациентка, Вэл вышла из кабинета и увидела, как ее новая секретарша Хлоя, уперев ноги в край стола, неистово мастурбирует. Ее кресло визжало, как белочка под пыткой. Вэл извинилась, опрометью кинулась обратно в кабинет и заперла за собой дверь.
У Хлои в ее двадцать один год были свекольного цвета волосы, гардероб всех оттенков черного и колечко с сапфиром в носу. Раньше Вэл лечила девочку от булимии, а когда начало действовать плацебо, и количество назначаемых сеансов взлетело на невиданную высоту, наняла ее. Хлоя работала за лечение: Вэл считала это хорошим финансовым ходом. По правде сказать, в те времена, когда девочка беспрестанно блевала, она нравилась ей куда больше.
Вэл все еще старалась понять, как ей поступить, когда в дверь робко постучали.
– Да?
– Извините меня, – донесся из-за двери голос Хлои.
– Э-э, Хлоя – на работе так себя вести не подобает.
– Но ведь ваш последний пациент уже ушел. Я подумала, что вам нужно привести в порядок свои записи или что-нибудь еще сделать. Простите меня, пожалуйста.
– Вот так, значит? Мой последний пациент уходит, поэтому хоть дым коромыслом?
– Я уволена?
Вэл на секунду задумалась. На завтра у нее назначено двадцать приемов, на послезавтра – еще двадцать. Если дикость всего происходящего ее пока не прикончила, то нагрузка точно сломает. Остаться сейчас без Хлои – это слишком.
– Нет, не уволена. Но я тебя очень прошу – на работе больше ничего подобного.
– А у вас сейчас есть время поговорить со мной? Я знаю, что следующий сеанс у меня только на следующей неделе, но мне очень нужно.
– Тебе разве не хочется домой... э-э все хорошенько обдумать?
– Вы имеете в виду – кончить? Нет, я уже кончила. Я об этом и хочу с вами поговорить. Видите ли, сегодня это у меня не первый раз.
Вэл поперхнулась. В высшей степени непрофессионально разговаривать с пациентом через дверь. Она собралась с духом: