Ящер страсти из бухты грусти

Мур Кристофер

Эстелль перевела взгляд на Сомика, ухмылявшегося в тусклом оранжевом свете, и сама ухмыльнулась. И тут поняла: свечей они зажечь не успели, а оранжевых лампочек у нее отродясь не было. Свет они умудрились погасить в неразберихе между кухней и спальней – стаскивая друг с друга одежду и хватая за разные части тела. Оранжевый отблеск падал из окна в ногах кровати.

Эстелль привстала:

– В городе пожар.

– Тут у меня – тоже, – ответил Сомик.

Она прикрылась простыней:

– Надо же что-то делать.

– Есть у меня одна мыслишка. – Он подвигал паучьими пальцами, и о пожаре она забыла.

– Уже?

– Мне тоже кажется – рановато, девочка, да только я уже старый, и этот раз может запросто оказаться последним.

– Веселенькая

мысль.

– Я же блюзмен.

– Это уж точно, – отозвалась она, перекатилась на него, да так и осталась до самого рассвета, подскакивая вверх и проваливаясь вниз.

ДЕВЯТЬ

Когда Мики Плоцник по кличке “Коллекционер” вкатился в город и увидел, что заправка “Тексако” взорвалась, оставив после себя обугленный круг радиусом двести ярдов, он понял, что день предстоит великолепный. Жалко, конечно, что ларек с бургерами тоже зацепило – острой картошки ему будет не хватать, – но эй, не каждый день ведь увидишь угольки такого памятника истории и культуры, как “Тексако”. Пламя уже почти погасили, но несколько пожарников по-прежнему рылись в пепелище. Коллекционер на ходу сделал им ручкой. Те помахали в ответ довольно сдержанно, поскольку репутация Коллекционера неслась перед ним как на крыльях, и пожарники немножко нервничали.

Настал тот день, думал Мики. “Тексако” – знамение, звезда в небесах над мечтой всей его жизни. Сегодня он застанет Молли Мичон голой – а когда вернется с доказательством, репутация его раздуется до мифических пропорций. Он хлопнул по одноразовой камере в переднем кармане своей фуфайки с капюшоном. О да, еще какие доказательства. Ему поверят – и почтительно склонятся перед ним.

В этот период жизни Коллекционера, конечно, больше интересовали взрывы заправочных станций, чем голые женщины. Ему исполнилось всего десять лет, и пройдет еще года два прежде, чем его внимание переключится на девчонок. Фрейду так и не удалось выделить период в развитии человека, который можно определить как “пиротехническая одержимость”, – но это лишь потому, что в Вену XIX века не завезли достаточной партии одноразовых зажигалок. А десятилетние мальчишки постоянно взрывают всякую дрянь. Сегодня же Мики охватило небывалое новое чувство – он не мог подобрать ему слова, но если б смог, то слово было бы – “блуд”. Рассекая на роликах по городу, швыряя “Лос-Анджелес Таймс” в кусты и канавы контор вдоль Кипарисовой улицы, он чувствовал у себя в трусиках напряг, которых до сих пор связывал только с необходимостью пустить утром ревущую струю. Сегодня же он означал потребность увидеть Чокнутую Тетку в раздетом виде.

Разносчики газет – носители подросткового мифа. На каждом маршруте у них есть дом с привидением, собака-людоед, старуха, дающая двадцатки на чай, и женщина, открывающая дверь голышом. Ничего из вышеперечисленного Мики ни разу в жизни, конечно, не видел, но это не останавливало его от дичайших россказней, которые он плел приятелям в школе. И сегодня он раздобудет доказательство – или же съест свои трусы.

Он проехал по дорожке к трейлерной стоянке “Муха на Крючке”, метнул газету в розовый куст перед трейлером мистера Нуньеса и прямо наискосок двинул к Чокнутой Тетке. В оконную щель пробивалось голубоватое мерцание – телевизор. Значит, она дома и не спит. Ага-а!

Он притормозил в паре домиков от нее и заметил, что рядом с Чокнутой Теткой кто-то поставил новый трейлер. Новый клиент? Почему бы не попробовать? Чокнутая Тетка ничего не выписывала, поэтому, стучась к ней он использовал другую легенду – подпишитесь. Можно потренироваться на новеньких. Подъезжая к передней двери нового трейлера, он увидел, что в окнах зажегся свет. Здорово – дома кто-то есть. Странные у них шторки – похожи на кошачьи глаза.

* * *

Раздвинув занавески, Молли наблюдала за мальчишкой, въезжающим на стоянку трейлеров.

Детишек она любила – не любила она только этогоребенка. По меньшей мере раз в неделю он стучался к ней и пытался заставить ее выписать какую-нибудь газету, и с такой же частотой она велела ему убираться к чертовой матери и никогда здесь больше не показываться. Иногда он притаскивал с собой кого-нибудь из своих дружков. Она слышала, как они крадучись бродят вокруг ее трейлера и пытаются заглянуть в окна.

– Вот те крест, у нее там мертвяк живет, с которым она чики-чики. И одного пацана она однажды съела.

Мальчишка направлялся к трейлеру-чудовищу.

У нее за спиной видеомагнитофон крутил “Механизированную Смерть: Малютки-Воительницы, Часть VII”, и на подходе уже была СЦЕНА. Молли отвернулась от окна и посмотрела СЦЕНУ в тысячный раз.

Кендра стоит в кузове джипа за пушкой, стреляющей сетками, а джип преследует по пустыне Злобного Вождя. Водитель сворачивает, как и должен был, вздымая тучу пыли, но переднее колесо натыкается на камень, и джип идет кубарем. Кендру вышвыривает на пятьдесят футов в воздух, и она грохается оземь. Ей в грудь врезается стальной лифчик, всю пыль вокруг заливает кровью.

Сволочи! Всякий раз, когда Молли смотрела СЦЕНУ, ей никак не верилось, что эти подонки ее не вырезали. Авария была настоящей, кровь принадлежала Молли, и когда десять дней спустя она вернулась на площадку, охранник повел ее в будку продюсера.

– Я могу заплатить тебе за массовку, как мутанту, – сказал тот. – Но давай начистоту, малышка: гонорар ты получала не из-за актерских данных. Ты думаешь, я могу задерживать съемку на десять дней, когда у нас вообще весь график – три недели? Мы взяли новую Кендру. В сценарий вписали аварию и пластическую операцию. Она теперь – киборг. Теперь давай к мутантам, вон они за своими лохмотьями в очереди стоят, или вообще вали с площадки к ебеням. Моим зрителям нужны идеальные тела, а тебя вон как разнесло. И с этим шрамом ты уже не продаешься.

Молли только исполнилось двадцать семь.

Она оторвалась от СЦЕНЫ и снова выглянула в окно. Мальчишка стоял прямо перед монстром. Надо его предупредить, что ли?

Она забарабанила в стекло, и пацан обернулся – но не испуганно, а с мечтательным выражением на лице. Молли жестами показала ему, чтобы проваливал побыстрее, – окно у нее не открывалось. (В те годы трейлеры строили так, чтобы в случае пожара все обитатели спеклись заживо. Их изготовители считали, что так удастся избежать судебных исков.)

Мальчишка не двигался с места – его кулачок застыл у самой двери, точно он собирался постучать.

Пока Молли смотрела, дверь начала приоткрываться. Но не на петлях, а как гаражная – вертикально. Молли забарабанила в стекло рукоятью меча. Пацан улыбнулся. Из двери змеей выскользнул огромный красный язык, обхватил туловище мальчишки и втянул внутрь – вместе с роликовыми коньками, мешком газет и всем остальным. Молли завизжала. Дверь захлопнулась.

Ошарашенная Молли не пошевельнулась. Она не знала, что делать. Через несколько секунд дверь приоткрылась и выплюнула газетный ком размером с футбольный мяч.

Тео

Весь день часы ползли, словно слизни по колючей проволоке. К четырем Тео чувствовал себя так, точно не спал неделю, а кофе французской обжарки, который он вливал в себя чашку за чашкой, уже пенился в желудке кислотой. К счастью, на драки в баре или семейные скандалы сегодня никто не вызывал, и он весь день торчал на месте взрыва бензовоза – трепался с пожарниками, представителями компании “Тексако” и следователем по делам о поджогах, которого прислали из Пожарного отделения Сан-Хуниперо. К его немалому изумлению, день, проведенный без единой затяжки из “Трусишки Пита”, не закончился припадком трясучки, как это бывало раньше. Нет, паранойя его никуда не делась, но это, возможно, просто была реакция образованного человека на окружающий мир.