«Ящик Пандоры для Наполеона

Соловьев Сергей

Те стояли недвижимо, как статуи. В этом был свой лоск, показывать нерушимую твердость и не боятся выстрелов. Стойкость, которую должны были видеть солдаты армии.

Завязались бои в предместье, которые не продлились долго. Гарнизон пытался держаться, затем турок опрокинули, что не заняло много времени. Но армия республики берегла порох, и часто пехотинцы пускали в дело только штыки. Французские солдаты в едином порыве захватили город, но албанцы, арнауты, то есть турецкие солдаты, укрепились в цитадели Яффы, не желая сдаваться, или хотели

спасти свою жизнь.

Богарне, на свой страх и риск с пятью добровольцами и переводчиком подошёл ближе к воротам укрепления. Капитан, щуря глаза, смотрел на защитников, пытаясь понять, удастся их уговорить сложить оружие? Было бы куда выгоднее не допускать штурма.

– Скажи им, пусть сдаются, – сказал приёмный сын Наполеона.

Со стен неприятели что-то яростно закричали в ответ, размахивая ятаганами. Причём, вопли были яростными, но совершенно непонятными для капитана Богарне. Молодой офицер хотел было спрятать правую руку за отворот мундира, но поспешно одёрнул себя. Это бы сочли позёрством, без сомнения.

– Хотят, что бы вы обещали им жизнь. – ответил, решив не обращать внимания на ругательства осаждённых, переводчик.

Капитан внимательно посмотрел на подчиненного, на солдат, что были в ярости из-за гибели своих товарищей. Ситуация была непростой, и офицеры редко шли против воли солдат. Хотят убить, так пусть убивают. Но сейчас был другой случай.

«А что бы сделал Наполеон?»-вдруг подумалось его приёмному сыну, – Ведь это славно и благородно, взять крепость и пощадить врагов. Очень в стиле столь любимого им Александра Великого…»

Подобная обстановка была впервые для Богарне. Он должен решать сам, не перекладывая этот вопрос на нового и славного приёмного отца.

– Передайте им, что мы сохраним им жизнь! Пусть сдаются! Я обещаю им жизнь!

И капитан твердым шагом пошёл к воротам. За ним двинулась рота пехотинцев. Но, арнауты открыли ворота, и группами, а то и по одному, проходя мимо французов, складывали оружие. Молодой офицер был просто преисполнен восторга в эту минуту, ему показалось, что словно сама богиня Ника распростёрла над ним свои крылья. Он смотрел на эти ряды сдавшихся солдат, уже предчувствуя свой триумф.

К Богарне подошёл ещё батальон солдат, уже собиравшихся попросту переколоть пленных.

– Назад, солдаты! – крикнул Богарне, – свяжите их и отведите в лагерь!

Приказание было выполнено, хотя и неохотно. И к палаткам поплёлся целый караван пленников. Они с трудом переставляли ноги, уныло смотря в песок.

Так, Яффа была взята седьмого марта 1799 года. Новый триумф гения Бонапарта.

***

– Первый консул! – радостно рапортовал Богарне, – город взят! Арнауты сдались в плен под обещание сохранить им жизнь!

Наполеон переглянулся с Бертье, тот лишь качнул головой, не выдавая эмоций. Бонапарт же улыбнулся, и положил руку на плечо юноши.

– Горжусь тобой, мой сын. Ты заслужил эту славу!

Богарне всё же был приёмным сыном Наполеона, ведь

его женой стала Жозефина Богарне, светская красавица Парижа, его краса и гордость.

– Пойдёмте посмотрим, господа, – приказал или предложил генерал Бонапарт.

Свита Наполеона проходила по лагерю солдат, радостно приветствовавших своего любимого предводителя. Видно было, что и корсиканец рад этой любви и жаждет её. Но вот. живое лицо Наполеона изменилось, лицо сделалось надменным, едва он увидел пленных. Бертье подал командующему и тетрадь с записями, тот перелистал несколько страниц и вернул.

– Ну что делать? Зря ты им обещал жизнь, мой сын....

– Но как же? – не понял Богарне, – ведь мы дали слово?

– У нас просто нет хлеба. Вот в чём дело. Нечем их кормить, а отпустить тоже нельзя, ведь они не египтяне.

Взятых в Яффе в плен египтян Наполеон отпустил, следуя обещанию, что теперь стал покровителем Египта. И это приносило свои плоды. Добровольцев в армии стало куда больше, хотя в основном это были копты-христиане, но и арабы начинали вступать в ряды французской армии.

– Расстрелять не можем, – шепнул генералу Бертье, – патронов мало. Пороха совсем нет.

– Ну так сделайте что-нибудь! – теряя терпение, приказал Бонапарт.

Пленных арнаутов штыками погнали к морю, не давая выбраться из воды. Многие кидались на стальные острия, надеясь на быструю смерть. Но эта ужасная гекатомба заняла солдат до самого вечера, прежде чем всё было кончено.

К вечеру, по своей привычке, а скорее следуя примеру Александра Великого, Наполеон отправился в лазарет, навестить раненых солдат. Он принес нехитрые гостинцы, раскладывая их на матрацы страдающих людей. Присев, принялся помогать перевязывать фельдшеру руку молодого солдата.

– Я видел, ты держался молодцом, – подбадривал Наполеон юношу, – товарищи хвалили тебя.

Он не видел этого боя. Но должен был подбодрить храбреца. Часто ложь идёт на пользу, если направлена на доброе дело.

– Спасибо мой генерал! – и лицо воина осветилось улыбкой.

Бонапарт ободряюще похлопал раненого по здоровой руке, и пошёл дальше, по коридору старого здания лазарета. Это было одно из монастырских зданий, и не мудрено, что генерал заметил здесь трёх монахов, менявших повязки раненым. Это была весьма колоритная группа. Один, очень высокий и худой, говорил по- французски своему товарищу:

– Масах, лучше накладывай повязку. Она не должна сбиваться.

Наполеон лишь улыбнулся, и не заметил яростного взгляда священнослужителя из-под капюшона, совершенно не смиренного и христианского. Но Бонапарт отвлёкся, увидев бежавшего к нему Ларрея, главного врача армии. И то, что он услышал, повергло его в ужас.

– Сударь! уходите немедленного! В лазарете началась чума!

Но, Наполеон не был бы Наполеоном, если бы испугался даже чумы. Он лишь поправил перевязь, знаком руки приказал свите остаться. И. качнув рукой, подозвал к себе монахов.