Ящик Пандоры. Книги 1 – 2
Шрифт:
– Серьезно, – сказал он, – мы пойдем на эту выставку. Ты и я. Договорились?
– И никого больше?
– Только ты и я.
– Мой царственный Хэл. Ты замечательный принц. – Она иронично скривила губы.
На какой-то момент ее слова заставили сползти с его лица улыбку. Они напомнили ему о Керстен Шоу. В следующем месяце исполнится два года, как она разбилась в автомобильной катастрофе в Нью-Джерси по пути к своему жениху, с которым они собирались вместе провести каникулы. После Сибил Керстен была второй самой близкой
– В любом случае я увижу тебя в понедельник, – сказал он, пряча свои эмоции.
– Я буду ждать.
Он притянул ее к себе и крепко обнял, ощущая ее мягкое гибкое тело. Если бы только он мог проникнуть в ее внутренний мир, как она проникала в его мысли. Но нет. Двери туда были закрыты. Он знал лишь ту ее, которая высмеивала его и называла Принцем Хэлом, и иногда смотрела с такой грустью, что у него сердце разрывалось.
И все же он не мог жить без нее. Только она знала о той боли, которую он носил в себе под улыбкой для всего остального мира, знала, как успокоить эту боль и заставить его чувствовать себя принцем, а не слабым человеком.
Он поднес ее маленькие ручки к своим губам, одну за другой, и поцеловал их. Она смотрела на него с любопытством, почти как в старые времена, когда он завязывал ей ботинки или прикреплял роликовые коньки.
Минуту он изучал эти ручки. Потом перевернул их другой стороной, чтобы посмотреть на перевязанные кисти.
– Мне бы хотелось посмотреть на них, – мягко произнес он.
– Да ну, на что там смотреть? Ты что, сам никогда не резался?
– Это не порезы, – сказал он, – это злые духи.
Она посмотрела ему в глаза. Казалось, теперь она разозлилась. Какими холодными, как лед, могли становиться эти глаза.
– Помнится ты обещал уважать личные чувства девушки, – проворчала она.
Он кивнул.
– Ну, ладно, все.
Она немного смягчилась.
– Злых духов нет, Хэл. Он потрепал ее по плечу.
– Что же тогда? Она вздохнула.
– Только старушка Земля, Хэл, – ответила она. – Только голодная земля, которая поджидает момент, чтобы проглотить нас, как только мы завершим этот танец.
Они стояли, прижавшись друг к другу, он поглаживал ее по волосам, а она опустила голову ему на плечо. Он чувствовал, как ее руки обнимали его.
– Это цирк без страхующей сетки, – пробормотала она голосом маленькой девочки. – Все акробаты падают и разбиваются насмерть… Из глаз клоунов льются слезы, все по-настоящему. Дрессировщика разрывают на куски его собственные звери… Это слишком опасно, Хэл.
Он кивнул, мягко обнимая ее.
– Полагаю, я был в этом цирке, – сказал он. Тронутая его сочувствием, она погладила его по спине в том месте, где, она знала, была самая опасная рана.
– Мой дорогой Принц Хэл, – произнесла она. – В таком случае ты единственный человек, который меня знает.
– Попытайся хорошо провести выходные, – сказал он. Для меня.
– Ладно. Обещаю.
– До понедельника?
Она прижала пальчик к его губам, чтобы он замолчал.
– До понедельника.
Идя к выходу, он поздоровался с медицинской сестрой, и попросил разрешения поговорить с врачом. Она показала ему на дверь кабинета за стеклянным окном, на котором черными буквами было написано «Дж. Фабер».
Хэл постучал, ему открыл высокий, усталый мужчина лет пятидесяти, с седеющими волосами и очками в роговой оправе.
– Как дела, доктор?
– Хорошо, Хэл. Рад тебя видеть.
Они стали хорошими друзьями за эти годы. Хэл здесь был регулярным посетителем и хорошо знал доктора.
– Как она? – спросил Хэл самым натуральным голосом, каким он мог заставить себя говорить.
– Она сегодня плохо выглядит? – спросил доктор, поднимая бровь.
Хэл покачал головой.
– Так же. А вам как кажется?
Он знал, каким будет ответ и боялся его все равно.
Это была третья попытка Сибил покончить жизнь самоубийством. Первая произошла, когда ей было четырнадцать, и тогда все были удивлены. Вторая – в шестнадцать лет – имела более серьезные последствия. Оба раза она долго лежала в больнице.
В этот раз все уже не так удивились, так как привыкли к этой ее болезни. Но в любом случае она всех испугала. Она с каким-то злорадством вскрывала себе вены, получая особенное удовольствие, когда резала старые шрамы, показывая свой позор всему свету. Доктор вздохнул.
– Боюсь, не лучше, – Хэл был ее единственным родственником, которому он мог сказать всю правду. – Она очень ловко пытается обхитрить меня во время терапии. Если судить по ее идеям, мечтам, то можно подумать, что она делает успехи. Но, по-моему, теперь я ее знаю. Нет, Хэл, ей не лучше.
– Но когда-нибудь будет? Врач задумался.
– В настоящий момент ее болезнь значит для нее гораздо больше, чем все остальное. Просить ее забыть об этом, было бы тем же самым, что вырывать с корнем человека из его страны. Это все, что она знает, все, на что может рассчитывать. Мир, в котором живем я и ты, она отбросила уже давно. Она просто не верит, что ей стоит жить так, как живут другие.
Он посмотрел на Хэла.
– Ты единственный важен для нее, Хэл. Она ждет твоего прихода. Я чувствую это. Если что-то и держит ее в этой жизни, так это ты.
Хэл неуверенно кивнул.
– Как бы то ни было, я не чувствую себя слишком крепкой веревочкой, за которую она сможет удержаться.
– Не бросай ее, – сказал доктор, – иногда я думаю, что ты ее единственный шанс. Она может избегать тебя, Хэл. Она знает, как сильно ты ее любишь. Она ждет, когда ты покинешь ее. Но я знаю, ты никогда этого не сделаешь. Это дает мне надежду. Это должно вселять надежду и в тебя тоже.