Ящик Пандоры
Шрифт:
У стены стоял Меркулов и отрешенным взглядом смотрел на Нику. Нет. Не на Нику. Он смотрел на ожерелье, у которого был сломан золотой листочек, а в орнаменте сверкала латинская буква «N»...
Когда оцепенение прошло, Меркулов протянул руку к телефону и набрал нужный номер:
— Говорит Меркулов из прокуратуры федерации. Срочно направьте дежурную следственно-оперативную группу по месту совершения убийства. Диктую адрес...
Меркулов положил трубку и не терпящим возражений тоном сказал, обращаясь сразу ко всем:
— Ирина забирает Кешу, и Горелик везет их ко мне домой.
— Ну почему мы никуда не едем? — оглашал Кеша криком подъезд.— Почему вы нас с дядей Витей никуда не пускаете, тетя Шура и ты дедушка Семен!
Ника подошла к двери, взяла сына у Шахова, сказала еле слышно:
— Маленький мой, ты сейчас поедешь с Ирой в одно место, я туда скоро приеду.
Ура! Ира мне разрешает дудеть!
Ника поцеловала его и снова сказала очень тихо:
— Господи, какой же ты у меня глупенький...
Прибежали Горелик и Митя: в квартире в соседнем подъезде они нашли инвалида с кляпом во рту, привязанного к своей коляске.
— Дядя Толя! Вези нас скорее в одно место! С Ирой! Я вам буду играть на трубе!
Ника отрешенным взглядом следила, как закрывались автоматические двери лифта, не слышала, как ее о чем-то спрашивал Меркулов. Когда поняла — тронула красивое ожерелье, ответила задумчиво:
— Виктор Степанович всю жизнь ждал меня, это залог нашего будущего.
Она не заметила, как подошел Шахов, почувствовала его руки у себя на плечах.
— Константин Дмитриевич, это ожерелье досталось мне при весьма тягостных обстоятельствах, очень много лет назад. У меня такое впечатление, что вы им очень заинтересовались. Почему?
Меркулов достал из нагрудного кармана фотографию:
— Это моя мать. Она была убита... тоже много лет назад... из-за этого ожерелья.
У Шахова кровь отлила от лица, обнажился шрам на щеке.
— Константин Дмитриевич... Это невозможно...
С улицы послышались сирены милицейских машин.
— ...Это невозможно... Я должен... обязан дать вам объяснения. Когда все это — все это будет закончено.
Следственно-оперативная группа приступила к осмотру. Дежурный следователь потерял дар речи, обнаружив среди свидетелей начальника московского уголовного розыска, двух прокуроров — из республиканской и московской прокуратур — и союзного министра. С самого начала стало ясно, что расследование убийства бежавшего из мест заключения Транина будет проведено максимально объективно и не повлечет за собой никаких юридических последствий для Вероники Славиной.
* * *
Номенклатурный дом из красного кирпича, построенный усилиями ХОЗУ бывшего Совмина, в котором проживал Красниковский, стоял рядом с метро «Фрунзенская». Троица в составе Грязнова, Монахова и Турецкого прикатила в ремонтном пикапчике под видом бригады слесарей. Все были сосредоточены, одеты в телогрейки и сапоги и несли в руках ящики с инструментарием, резиновые шланги и прочие нужные для работы причиндалы. Дежурная тетя Фрося встретила их как родных:
— Наконец-то, братва, приехали, спасибо вам, заявка дадена еще с неделю назад, а жильцы, люди сурьезные, жалятся: в унитазах непорядок, срамотища оттедова всякая то и дело вылезает.
Бригада двинулась по этажам искать причину засора, пока не оказалась у заветных дверей квартиры, занимаемую товарищем Красниковским, известным борцом с организованной преступностью, в прошлом не менее знаменитым боксером-полутяжем, чемпионом спорт-общества «Динамо».
Хитрые импортные замки Грязнов открыл довольно быстро с помощью подбора ключей: в его связке, полученной в свое время от профессионального квартирного вора, их было более двухсот. Правда, Грязнов утверждал, что в своей предыдущей жизни он был квартирным взломщиком и кое-какие навыки, видно, перешли в эту. Визитеры ожидали увидеть квартиру, оформленную в соответствии с данными, полученными негласным следствием. Но вместо пред ними предстал спортивный зал средних размеров. Мебели почти не было, на полу лежали маты, а с потолка свисала бокрерская груша. У окна стоял, сверкая стальными деталями, заграничный станок для накачки мускулатуры, каким пользуются культуристы всех стран. Где в этом царстве брутальности могли затеряться маленькие хрупкие дискеты?
— Он что, спит вот на этой койке? — спросил совсем растерявшийся Монахов, указывая на массажную кушетку.
— Может, мы не туда попали, а? — Турецкий тоже был растерян.
Но в самом большом столбняке находился Грязнов:
— Не, ребята, тут что-то не так. Но я же знаю, что Артур живет в этом доме.
Слава, разве должны быть сомнения, что это его квартира? Вон его тренировочный костюм валяется с вензелем «АК».
— Но делать нечего, давайте приступим,— сказал Турецкий.
Сыщики разделили зал, кухню, ванную, кладовку и коридор на квадраты и приступили к заведомо незаконному обыску. Через тридцать пять минут в оперативной среде началось волнение. Через час Грязнов, словно собираясь качать мускулатуру, сел в крохотное креслице станка для культуристов и произнес надгробную речь:
— Никогда в жизни я так остервенело не искал вещдоки. Тут ничего нет. И не было. Это уж точно. Надо отсюда отваливать, а то поздно будет. Нас могут застукать.
— Слава,— сказал Турецкий,— вы тут с Васей пройдитесь еще раз, а я сейчас вернусь.
— Только больше не езди за сигаретами к Ключанскому! — прокричал ему вдогонку Грязнов.
Турецкий зашел в ванную; не перекрывая воду, отвинтил кран, услышал, как вода шумным потоком устремилась вниз.
«Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда» — сакраментальная фраза, не дававшая Турецкому покою с момента появления троицы в Артуровой квартире. Не может, думал он, медленно спускаясь пешком по лестнице,— потому что кроме тренировок по наращиванию бицепсов, у человека должно быть место для сна и еды. Что-то он не замечал у Красниковского рахметовских замашек, особенно последнее время. Почти десять дней тому назад Ника ошиблась квартирой, и это повлекло за собой, мягко выражаясь, кучу неприятностей. А если сейчас они трое, двое оперативников и следователь, тоже забрели не в ту квартиру?