Ящик Пандоры
Шрифт:
— Учитываем, — спокойно ответил генерал. И тогда ты вот еще что учти, дорогой товарищ Ткаченко. Не все там без исключения честные, на теплоходе. Есть-таки заблудшая овца. Новые расшифровки тех радиограмм и дополнительные ориентировки с другой стороны свидетельствуют, что у этой далеко не святой троицы есть сообщник среди экипажа. Кто он, мы, к сожалению, не знаем. Он проходит под кличкой «Седельный мастер», по-английски «Saddler». Прими к сведению, майор. А теперь хватит разговоров. С этой минуты вы находитесь в отпуске, товарищ Ткаченко. За отличную службу руководство управления и партком премируют вас туристической путевкой. Совершите круиз на теплоходе «Калининград». Валерий Павлович, организуйте подготовку необходимых документов для Владимира Николаевича.
— Хорошо, Мартирос Степанович, — сказал полковник Картинцев и, спросив разрешения, вышел из кабинета.
Генерал встал из-за стола и подошел к майору Ткаченко.
— Ты сам-то представляешь на что идешь, Володя? — спросил он, обнимая его за плечи.
— Я справлюсь, Мартирос Степанович, — улыбаясь, ответил Владимир.
— Обязан справиться, — проворчал, отворачиваясь, генерал Вартанян. — Но зря не рискуй… Хотя что я говорю… Зря — не зря… Словом, на рожон не лезь.
— Не полезу, — пообещал Ткаченко.
— Я знал, что ты предложишь этот вариант. Ведь другого-то попросту нет. И связался с Черноморским флотом, с пароходством. Сейчас будут готовы твои документы, а пароходная «Ракета» уже ждет тебя в порту. Выйдешь на ней на квадрат пять-четырнадцать, там пересядешь на торпедный катер. Он домчит тебя до Ялты. На подходе к ней перейдешь на ялтинский «Метеор» — не надо, чтоб кто-либо с борта «Калининграда» видел, как нового пассажира примчали на торпедном катере.
— Не надо, — согласился Владимир. — И оркестра на пирсе тоже…
— Вот именно, — усмехнулся генерал Вартанян. — Товарищ понимает… А тем временем мы закончим составление словесных портретов всех троих твоих будущих противников по описаниям Конрада Жилински, их изображения изготовим и передадим по радио на борт «Калининграда». А пока придется тебе работать втемную. На судне об истинном твоем предназначении будет знать только капитан. Устинов — сильный и мужественный человек, большая умница. Положись на него… И привет передай. Мы с ним оба из Ростова, земляки.
— Передам, — просто сказал Владимир.
— Тогда — ни пуха ни пера, майор.
— К черту, — сказал Ткаченко.
XLVI
— Дела, — сказал капитан Устинов. — Ну прямо, как в кино… Конечно, сделаю все возможное. И даже сверх того… Но чтоб, значит, никто-никто?
— Только вы, Валентин Васильевич, — подтвердил Владимир Ткаченко.
— И даже моему помполиту сказать нельзя?
— Государственная тайна, — развел руками майор. — Не обессудьте.
— Но хоть, как выглядят они, знаете?
— Пока не имею представления. Но вскоре передадут по радио их приблизительные портреты.
— Следовательно, и радиста…
— Посвящать во всю суть дела не надо. Принял РДО — передал вам шифровку — и все. А что там, в тексте… Ведь у радистов есть обязательство о неразглашении…
— Имеется, как говорили в старину, таковое… Начальник рации у нас коммунист, секретарь партийного бюро, надежный парень по фамилии Юшков. Тут все «железно». А вот под каким соусом я вас команде подам… Тут надо подумать. Для меня вы официально пассажир, турист с путевкой. Это хорошо. Но ведь вам необходимо, как я понял из нашего разговора, всюду шастать, бывать во всех судовых службах и помещениях. И на законных при том основаниях. Тут амплуа пассажира не годится. Еще чашку кофе?
— Благодарю вас, — ответил Владимир. — Я лучше выпью апельсиновый сок.
— На здоровье, Владимир Николаевич. Чтобы мне такое для вас придумать?
Они сидели вдвоем в просторном салоне капитанской каюты. Через два часа «Калининград» готовился покинуть Ялтинский порт. Уже начали подъезжать к борту лайнера автобусы с иностранными туристами, которых возили в Гурзуф, Алупку, Мисхор, Гаспру и Ливадию. Переполненные впечатлениями, гости России поднимались на борт лайнера, искренне благодарные хозяевам за то, что те предоставили возможность полюбоваться красотами южного берега Крыма.
— Хочешь не хочешь, а отсюда вы должны выйти в новом качестве, — проговорил капитан Устинов. — Я ведь уже давно хотел представить вас старпому, но еще не решил, кем вы у нас будете… Хотя… Это же так просто! Вы, Владимир Николаевич, пожарный инспектор! И не из пароходства, тамошних у нас все знают, они нам житья проверками не дают, а из Москвы, из Главного пожарного управления. Годится?
— Вполне… А что я должен буду делать?
— Рыскать по судну аки волк алчущий. Ходить везде и придираться по части противопожарной безопасности. Щиты с инвентарем, огнетушители, различные системы глобального тушения, ящики с песком и прочая, вплоть до выборочного обхода кают экипажа на предмет обнаружения запретных электронагревательных приборов — чайников, кофейников, кипятильников, тостера… Тут наш старпом, Арсений Васильевич, особой свирепостью отличается, довелось ему, бедняге, однажды гореть в Северной Атлантике, от самодельного «козла» — электропечки — занялся огонь в каюте моториста.
«Я, кажется, знаю одного члена экипажа, у которого хранится еретический кипятильник», — весело подумал Ткаченко и некстати рассмеялся.
— Вы это к чему, Владимир Николаевич? — не понял Устинов.
— Представил себя в роли пожарника… Непривычная роль.
— Учтите, статус пожарного инспектора дает вам определенные прерогативы власти. Конечно, моряки их не любят, пожарников, как, впрочем, любых ревизоров, но все будут обязаны беспрекословно допустить вас повсюду. Словом, мой теплоход в вашем распоряжении.
— Значит, какой-то реальной властью я все-таки буду обладать, — задумчиво произнес Ткаченко. — Конечно, я понимаю, что мне очень и очень далеко до вашей, Валентин Васильевич, поистине царской власти.
— А зачем вам капитанская власть? — спросил Устинов. — Знаете, у капитана еще есть и обязанности, и главная из них — отвечать за действия других. Ошибся штурман — отвечает капитан. Проступок матроса — тоже… Авария в машине — тут «деда», стармеха, возьмут за бока и опять же непременно капитана. А что касается царской власти…