Ящик водки. Том 1
Шрифт:
— Почему? Коммунисты что, католики?
— Да, католики. Более того — пошли они на …! Ты ко мне чего пристал? Я, что ли, устав КПСС сочинял?
— Я тоже против разводов, но хочу понять… Они же отрицали брак!
— Ну да, Коллонтай там резвилась с матросами… Ленин — с Инессой Арманд там… И так далее.
— Коммунисты действительно были свернутые на семейной теме. Но я хочу понять причины! Ты можешь мне объяснить?
— Могу!
— Давай.
— Э-э-э… Человек должен, по коммунистической версии, привыкать к тому, что он полностью принадлежит партии. И она руководит им тотально. А когда он разводится, то он как бы ставит свои эмоции и инстинкты
— Не понял.
— Ну как? Начальство ему не велит разводиться, а он, б…, лезет разводиться.
— Да мне не понятно, какое их дело!
— А то дело, что если ты с женой разведешься, то можешь по инерции заявить: «Да пошли вы вообще все на …». Над тобой уже просто утрачивается контроль.
— Так…
— Я считаю, такая схема была. Это как ты пришел в монастырь, постригся — вот и сиди, молчи. Школа послушания: сказали тебе — иди делай. И не рассуждай, о чем тебе не положено. Вот если завтра отомрет семья, то тебе об этом объявят с трибуны съезда КПСС.
— Все равно мне не понятно.
— Ты меня зря ставишь в такую позицию, что я тебе должен отвечать за КПСС. Да на хер она мне сдалась!
— Но ты как инженер человеческих душ должен понять, почему коммунисты возлюбили институт семьи. Тот самый, который в конечном счете и разрушил социализм.
— Как — разрушил? Почему именно этот институт?
— Потому что он привел к обособлению части имущества. К частнособственническим инстинктам. К защите именно своих детей, а не всех подряд. Семья разрушила коммунизм! Почему крестьянин не хотел своих быков вести на колхозный двор? Да потому что у него была семья…
— Тут, может, еще быть такая линия. Когда русский мужик разводится с женой, начинает жить один, он тогда перестает бриться, с утра пьет водку, кладет на все, на работу не ходит — известные все дела.
— А, так это у них был утилитарный подход?
— Вполне возможно!
— «Поскольку мы, коммунисты, с пьянством русского народа справиться не можем, пусть с ним справляются жены!» Так?
— Конечно! Ты что, не замечал такого? Женатый человек всегда умыт, приличный такой, а разведется—и все, он уже как скотина… Уже у него на квартире начинают собираться местные алкоголики, уже мебель вся распродана, бутылки выкидывают в окно, кого-то трахают в уголку на старом пальто… Приют уже, короче, блатных и нищих.
— А на работу — забили.
— Конечно. И член партии уже неотличим от бомжа.
— А что говорить тогда про беспартийных?
— Беспартийным вообще конец. Русский мужик — он как дитя. За ним мать сначала ходит, по сусалам дает, в школу заставляет ходить. Потом жена принимает эту эстафету — берет на себя эту благородную неблагодарную миссию… А не дай бог человек остается без хозяйки — слово «хозяйка» тут ключевое, — пиздец ему. Он бесхозный. И статистика подтверждает: человек женатый живет дольше, и у него здоровье крепче. А почему? Да просто жена не дает ему пить, не пускает слишком часто на блядки! Как-то пытается его ограничивать и держать в рамках. Вот так и партия.
— Которая стала защитником мелкобуржуазных устоев.
— Ну а других-то и не бывает, давай скажем об этом прямо!
— Ну почему, бывают еще крупнобуржуазные устои! А кроме этих двух других нету, это точно…
— А тот миссионер от экономики, ну, тульский, самое смешное, он после развода быстро осознал свою ошибку — и женился обратно на все той же жене. Он пытался им доказать, что морально он перед партией чист. Даже когда он с женой состоял во временном разводе, он все
— Так там крамола была в том, что он временно развелся? Чем им та заметка не нравилась?
— Мне тот начальник объяснил. От рабочего клуба, говорит, один шаг до независимых профсоюзов, а от тех уже полшага до посягательства на шестую статью Конституции.
— О руководящей и направляющей?
— Да… Прежде вся фронда в рамках комсомольской прессы проходила, а тут я почувствовал, что уперся в стену. Ниже талии нельзя, ну никак. Это талия, а жопу — нельзя трогать. Ну за сиськи похватать можно — вот типа такой был предел легальной критики. Жопу же девичью не тронь… Понятно?
— Да.
— Вот так оно и шло. Мелкие перепалки с калужскими функционерами… И бурная личная жизнь. Я ж как раз был не женат. Приключения, разборки — это утомляло. Ты женатый, ты уж забыл, как это — на любовном рынке выступать как добыча… Ты как человек, на тот момент женатый, ничего не можешь рассказать о своей личной жизни…
— Не могу… А вот знаешь, в древнем мире государства делились на теократические и светские. Теократическое было как устроено? Владелец государства и народа — это господь. Люди поклонялись учению, и главными были жрецы и военачальники. Другой тип — это светское государство. Во главе стоял вполне светский император, который вполне светскими методами управлял. Потом стали придумывать, что он бог или полубог.
— Типа полукровка.
— Да. Так вот, если говорить о системе управления, то нынешний режим я отношу к светскому государству. Во главе император, его особа не подлежит критике. А все остальное можно критиковать в пределах разумного. И там какой-то позитив рождается. А коммунизм — это было теократическое государство. Вот вы товарища Брежнева в принципе можете критиковать сколько угодно, но вы поймите, что он сам по себе — дерьма кусок. Он же просто проводник воли божества, священного учения. И когда он раскрывает рот, то это не он лично говорит, не какой-то плотский человек из Днепродзержинска, и, критикуя его, вы уже покушаетесь на основы, на нашу религию. Сам товарищ Брежнев ничего не стоит, он просто проводник и жрец. Он оракул! Ему сказали — он передал.
— Такая типа весталка.
— Да. Точно, Сивилла. Поэтому коммунизм в российском исполнении был теократическим государством. Абсолютно религиозным! И поэтому он не принимал религиозных деятелей других религий вообще. Потому что он с ними на одном поле конкурировал!
— Я тебе скажу, что некоторые русские батюшки современные, когда их спрашиваешь: «А почему надо стоя молиться в русских православных храмах, в то время как другие конфессии разрешают молиться сидя? Да и православные на Балканах — тоже сидя», — так батюшки на это отвечают, что люди приходят в храм не для получения удовольствия, но чтоб совершать подвиг самоотречения. И ведь где-то мы это уже слышали, про подвиг! Вот этот аскетизм, горящие глаза, требование самоотречения… Вот потому большевизм в России и пошел так хорошо!