Ящик водки. Том 3
Шрифт:
— Отлично! Молодец! Дайте, блин, ему бутербродов. Заслужил. Хи-хи. (Фирменный смешок Березовского.)
Привозят Лисовского. Тоже ошалевший. Березовский его уводит в другую комнату. Сразу видно, что Лиса допрашивали серьезнее, чем Аркашу. Иначе зачем его еще целый час держали? Может, у них на него материала больше? Не знаю, врать не буду.
Гусинский подходит к окну. Видно, что по крышам здания напротив бегают какие-то вооруженные люди. Гусь (как можно безмятежнее):
— О, скоро штурм начнется. Отойдите все от окон, а то, не дай бог, они стрелять начнут. Да, и имейте в виду, они все прослушивают.
Звонок.
— С
— Ну так соединяйте.
— Нет, он хочет по спецсвязи.
— А здесь нет спецсвязи.
— Ну, так пусть Анатолий Борисович едет туда, где есть. В мэрию, в штаб. Через полчаса президент туда позвонит.
Всей толпой садимся по машинам. Аркаша с Лисом поехали домой. У них больше уже нет сил. По дороге спрашиваю у Чубайса:
— О чем он говорить собирается?
— Не знаю. Думаю, о том, что делать со всем этим.
— А ты?
— Расскажу все как есть. Пусть сам решает.
Вижу — Чубайс в форме. Не скис. Готов к бою. Что-то задумал. Приезжаем. Чубайс ушел в кабинет со спецсвязью. Быстро выходит обратно.
— Ну как?
— Вызывает к себе. Сказал, что через час будет в Кремле. Гусинский говорит ключевую фразу, которая висела у всех на языке:
— Надо потребовать, чтобы он их всех уволил. Иначе у нас нет шансов. Они, если останутся, все равно со временем нас доедят. Если Ельцин откажет, какая разница, когда они нас доедят — сейчас или через полгода.
Спорить бессмысленно. Логика железная. Все соглашаются. Чубайс сидит с отсутствующим взглядом. Кивает головой в такт словам Гусинского. Через полчаса молча встает и уходит.
Минут сорок, а то и час он отсутствовал. Все сидели молча. Разговаривать особо не хотелось. Гусь с Березой ушли в офис «Моста», на другой этаж. Звонит Чубайс — еду, собирайтесь. Звучит бодренько, бодрее, чем мог бы в такой ситуации.
Все собрались:
— Борис Николаевич подписал указ об увольнении Сосковца, Коржакова и Барсукова!
— Ой, — вырвалось у кого-то.
И тут Гусинский сказал фразу, которая могла бы стать пророческой:
— Наконец-то у нас появился шанс построить нормальную страну! Шанс был. Могла бы стать нормальной страной. Но не стала. К сожалению. Пока. Но это уже совсем другая история…
Потом мы выпили. И Чубайс, и Гусинский с Березовским тоже. Потом Чубайс «под шофе» поехал на пресс-конференцию, в гостиницу «Славянская-Рэдиссон». Пока ехали, все спрашивал меня — как я выгляжу? Ничего? Всю ночь не спавши и выпивши? У всех было хорошее настроение. Я его успокаивал — сойдет, мол, и так. Орел!
Потом, на пресс-конференции, Чубайс забивал «последний гвоздь в гроб коммунизма». А потом я забил на работу и уехал домой спать.
P.S. Еще раз подчеркну. Березовский, Гусинский и Чубайс обеспечили победу Ельцина в 1996 году.
Кох: Вот такая у меня была жизнь. И еще забавная история. Меня приятели соблазнили полететь в Турцию, в Мармарис. Летом, когда уже Борис Николаич победил. Посторонним-то стыдно признаваться, а тебе, как близкому человеку, скажу: мне нравится Турция. Франция, в смысле ее побережье, мне не нравится (в отличие от Прованса, Бургундии и долины
— Я тебе скажу больше, вообще ужасную скажу вещь: мне и в Болгарии нравится. Это уж ни в какие ворота не лезет. По секрету я тебе сказал, строго между нами.
— А я в Болгарии не был. Так вот, у меня в 96-м, как у госчиновника, был синий загранпаспорт. Служебный. И меня наши пограничники во Внукове не выпускают из страны. Потому что без визы, мол, турки меня к себе не пустят. Да как же не пустят, визу в Турции в аэропорту ставят! Они отвечают, что это только с красным паспортом такой порядок, а с синим надо получать визу в посольстве в Москве. Я говорю — что за херня, синий паспорт круче, чем красный! Круче! Мне опять пограничник говорит: «Старик, то, что я тебе говорю, это правда, а что ты себе в голове нарисовал, это херня». Я ему: «А ну-ка выпускай меня, а то я сейчас буду звонить начальнику погранвойск Николаеву!» И набираю его приемную. Николаева нету, там сидел дежурный полковник. И я ему говорю: «С вами разговаривает первый зампред Госкомимущества». Да, слушаю вас! Вот тут твой боец меня, сука, не пускает. Даю трубку, боец рассказывает полковнику тоже, что и мне. Полковник мне пытается объяснить, что боец правду говорит.
— Ну-ка, ну-ка, интересно, что дальше было!
— Короче, они мне говорят — хрен с тобой, езжай. Только напиши бумагу, что ты к нашим погранвойскам претензий не имеешь. Если тебя в Турции скрутят. Пишу бумагу, отдаю бойцу, прилетаю в Турцию, даю десять долларов, мне уже начинают клеить марку — и тут вдруг видят, что паспорт синий. И ведут меня в тюрьму…
— А, «Полночный экспресс»! Помнишь, там человек сидел в турецкой тюрьме, и к нему приехала девушка на свидание. И он ей говорит: «Ну хоть сиськи покажи!» Она показывает, он смотрит и аж сопит, и дрочит.
— Да, да.
— У тебя тоже так?
— Нет, не так радикально. Но все равно интересный экспириенс. Привели меня в камеру, в КПЗ.
— Так у тебя, значит, одна ходка есть! Ты уже с полным правом можешь наколку делать — храм с одним куполом.
— Да, да. Крест на святую Софию. Так вот я тебе рассказываю. Камера. Мне тут же пацаны купили выпивки, закуски в duty free, и турки это разрешили взять с собой. В камере я один — видно, в тот день таких мудаков, как я, больше не было. Такой был один человек — ваш покорный слуга.
— С понтами, с синим крутым паспортом.
— Да. И турецкий пограничник, сочувствуя моему положению, спрашивал — ну а какой— Нибудь другой паспорт у тебя есть? Он бы мне и во внутренний советский паспорт готов был визу вклеить. Вклеил бы и поехал домой ночевать. А так ему меня, мудака, сторожить… Мои — туда, сюда, взятки предлагают. Нет!
— Что, турки не берут взяток? Ты гонишь!
— Нет! Не взяли в тот вечер!
— Мир перевернулся.
— Им говорят: «Это ж замминистра, такой скандал будет!» Нет, не слушают. Я звоню в посольство. Там смеются: «Да пошел ты на хер, какой ты замминистра! Ты просто мудак какой-то. Замминистра не может в тюрьму попасть так глупо». И трубку бросают. Как обычно, наше посольство защищало интересы нашего гражданина за границей. Это к первому заместителю министра они так относились!