Ящики незнакомца. Наезжающей камерой
Шрифт:
СЕЛЕСТЕН. Селестен.
ИОЛАНДА. Как? Селестен здесь? (Смеется.) Дурачок, комнаты прислуги с другой стороны.
СЕЛЕСТЕН. Вот как? Извини.
ИОЛАНДА. Минутку, Селестен! Я ведь несу ответственность за девушек, которые живут в моем доме. Подойди-ка сюда, да так, чтобы никто тебя не видел.
СЕЛЕСТЕН. Может, погасить свет? Так будет вернее.
ИОЛАНДА. Ты прав. (Делает Вид, что Выключает свет. Освещение остается прежним.)
СЕЛЕСТЕН. Нет. Я пришел сюда ради тебя, Иоланда. Иоланда, я люблю тебя!
ИОЛАНДА. Что? Ты хочешь сказать… (Селестен обнимает ее и впивается долгим поцелуем в ее губы. Она отталкивает его и бьет по щеке.) Селестен, ты сошел с ума!
СЕЛЕСТЕН (удаляясь). Это правда, я сошел с ума. (Выходит через кулисы.)
ИОЛАНДА. Я не сержусь на тебя. Я ничего не скажу Жан-Пьеру.
БОРДЕР. Иоланда нервно меряет шагами балкон, сжимая обеими руками вздымающуюся от ударов сердца грудь, потом вдруг останавливается, пораженная мыслью, которая никогда раньше не приходила ей в голову.
ИОЛАНДА. Мужчина. Сын заводских вахтеров — мужчина. Господи, куда идет мир? Однако этот поцелуй… (Кричит.) Ах, этот поцелуй!
БОРДЕР. Мы в Париже, в ресторане «Небосвод», знаменитом ночном заведении на Елисейских полях, которое посещают аристократы да всякая мишура в смокингах, пытающаяся ухватить хоть что-нибудь с барского стола. В блеске позолоты и мигающем свете мы видим князя Кардобана, банкира Якобштейна, судовладельца Дюмона-Леруа, Дебору Уорнер — самую дорогую кинозвезду в мире, Дугласа Мак-Фаргала — техасского нефтяного короля, а там, дальше, у парадной лестницы, знаменитую Диамантину — пышногрудую гермафродитку, парижская слава которой относится к числу наиболее оспариваемых. Час ночи. Веселье в самом разгаре. Шампанское течет рекой. Люди танцуют, веселятся, Князь Кардобан приглашает на танец высокую Дебору Уорнер. Это может означать прелюдию к большому событию. Журналисты лихорадочно делают записи. Танцующих ослепляют вспышки репортеров. Негритянский оркестр в бешеном темпе играет «ча-ча-ча».
БОРДЕР. Оркестр так гремит, что не слышно, о чем они говорят. Красивая девушка, которую Жан-Пьер только что случайно встретил, это Эрнестина — сестра Селестена. В ее родном городке считали, что она работает программисткой
ЭРНЕСТИНА(танцует с Жан-Пьером). А знаешь, ты совсем не изменился. Как хорошо, что ты сегодня оказался здесь.
ЖАН-ПЬЕР. А ты изменилась, Эрнестина. Ты невероятно похорошела.
ЭРНЕСТИНА. Не называй меня Эрнестиной, это не совсем удобно. Тут меня зовут Глорией.
БОРДЕР. Если господам будет угодно… освободилось два места.
ЭРНЕСТИНА. Благодарю, Этьен. (Жан-Пьеру). Садись на диванчик. Да, мне так хочется. (Жан-Пьер садится. Эрнестина берет стул справа и усаживается напротив.) Подумать только, десять лет прошло, как мы виделись. Да, да я уехала десять лет тому назад.
ЖАН-ПЬЕР. Как летит время. Та помнишь, как вы с Селестеном приходили играть в сад по четвергам?
ЭРНЕСТИНА. Бедный Селестен. Вряд ли кто может представить себе, как он ко мне относился. Ах! Он меня очень любил. Но теперь…
ЖАН-ПЬЕР (с наслаждением). Ты помнишь, как Иоланда держала тебя за ноги, а я плевал между ягодиц?
ЭРНЕСТИНА. Как не помнить! А тот день, когда ты лишил меня девственности в прачечной? Иоланда сторожила у двери. Ты об этом хоть когда-нибудь думаешь?
ЖАН-ПЬЕР. Конечно, думаю.
ЭРНЕСТИНА. Мне тогда еще не было пятнадцати.
ЖАН-ПЬЕР. Что поделаешь. Рано или поздно это должно было случиться. А раз так, то лучше уж со мной, чем с кем-то другим.
ЭРНЕСТИНА. А Иоланда, она была девственницей, когда выходила замуж?
ЖАН-ПЬЕР. Разумеется! Как ты могла подумать?..
ЭРНЕСТИНА. В самом деле, как я могла подумать такое. Для богатых девственность наверняка имеет какой-то смысл. Она удачно вышла замуж?
ЖАН-ПЬЕР. Да, она овдовела.
ЭРНЕСТИНА. Лучше и быть не может. Деньги, уважение, спокойствие… В общем, жизнь, о которой все мечтают. (Вздыхает.) Что ты обо мне подумаешь после того, как увидел меня здесь?
ЖАН-ПЬЕР. О, я достаточно знаю жизнь, чтобы ничему не удивляться.
ЭРНЕСТИНА. Ты сильнее меня. Мне самой случается иногда удивляться, что я здесь. Правда, эти мысли одолевают меня лишь на какой-то миг… Смотри-ка, это Дебора Уорнер. Она уходит?
ЖАН-ПЬЕР. Кинозвезда? Где? Которая?
ЭРНЕСТИНА. Высокая, рыжая, там, у лестницы. Похожа на трубу. И рожа, как у камбалы. Но все равно, я хотела бы иметь такие же бабки, как она. Можно даже меньше. Каких-нибудь семь-восемь миллионов. Я тогда сразу бы вернулась на родину. Купила бы лавочку на улице Генерала Грошю, наняла бы продавщицу и покрикивала на нее. Пожертвовала бы что-нибудь на благотворительные дела господина кюре. Но этому не бывать ни завтра, ни послезавтра.