Ясень

Кухта Татьяна Николаевна

На такой дороге не заблудишься даже ночью. Строили ее для торговых и военных надобностей по всем правилам: нижний ряд из неподъемных глыб, потом слой камней поменьше, наверх голыши с кулак, а уже потом схваченный цемянкой мелкий щебень, и по этой подстилке ровные плиты два на четыре локтя.

Мэннор ездил по этой дороге с детства и не боялся ее, но таких, как он, было немного. В последние годы даже разбойники ушли с гостинца.

Опасаясь Незримых.

Еще несколько весен, и главный торговый путь из Ясеня в Северные Земли забросят совсем.

Мэннор скрипнул зубами и невольно

сжал колени. Конь поднялся в галоп.

"Как это она тогда ему сказала: если любишь, то и иди со мной.

Вот он и идет. А зря! Стоило бы выжать сыр досуха, проявить твердость. Уж врозь, так и врозь… Да только откажись он, Мэннор, лечь рукой Ясеня на сердце Золотоглазой, найдут иного — согласного. На все.

И убить тоже…"

Мэннор, верно, ослабил поводья: подковы стучали как будто реже. И ветер сделался мягче и казался теплее. Луна стала меньше, колер ее сменился от рыжего к серебристо-зеленому. Среди сплошной черноты сосен светлым платочком мелькнула березовая рощица.

А все-таки обиделся Мэннор на Зологлазую крепко. В доме его отца, да и во всем Ситане, женщины не то, что говорить — и думать так не посмели бы!

"Что мне старшины! Ты сам — идешь ли со мной?" — вот благодарность деревенской дурочки за то, что Мэннор объяснил, как ее Ясеньские старшины в омут головой снарядили.

И ведь честно не пожалели ни броней, ни мечей, ни дорогих боевых коней. Да только сражаются не мечи и не кони. А людей-то как раз и не дали. То есть, дали, и даже тех, кого она сама выбрала. И никто не заикнулся, что во всем отряде нет ни одного бывалого кметя. И командира тоже нет. Одни новички.

Вдругорядь Ясень детей своих на покой и сытость обменял.

Мэннор подумал, что хорошо бы Керин его не приняла. И волки сыты, и овцы целы. И можно с легким сердцем ворочаться к Беруту: не сложилось. Да и за каким горем понесся он в Сарт впереди всего обоза! Сидел бы, зайчатину наворачивал. Звали же… Э-эх!

И тут Мэннор понял, что не пошли его Берут, — сам бы помчался. Впереди коня побежал бы. Старшина просто позволил лицо сберечь: вроде бы и еду, да по надобности. Да и обиду он сам придумал, и ссору придумал: подумаешь, звала идти с ней! — впервые встретил такую, с кем бы ему хотелось идти. Только стоило луне выплыть — и бросил обоз; только искры от подков к небу…

Ночь была парной, пахла резедой и аиром, хотя неожиданный порыв ветра заставил поежиться. В небе стояла блестящая, серебристо-зеленая, как шлифованная сталь, луна, и звезды, прочеканенные по небу, почти терялись в ее сиянии.

Дорога поднялась на холм; лес разом отскочил за спину. Открылось поле, за ним широкая сверкающая полоса: Става. И прямо перед рекой, в ободке рва, как зрачок в белке, черный, громадный даже отсюда, замок Сарт.

Сарт наплывал, высеребренный лунной чешуей, с проломами теней, похожими на выбитые зубы — там, где башни смыкались со стенами. Тени замковых стен и стрельниц медленно укорачивались; светилась, огибая замок, вода.

Впереди на дороге ярко горели походни по обе стороны въезда на мост.

Купец осадил коня: а откроют ли ему ворота? Особенно после того, как сам он Золотоглазую не велел во двор

пускать? Да и ночью мосты подняты. И опять подумал:

"Спал бы под телегой на шкуре, а так будешь под кустом до утра куковать… Проклятая девка… Только бы увидеть!"

В ответ на его молитву мост медленно пошел вниз. Конь, чуя дом, зафыркал, затанцевал по доскам. Браму едва приподняли: Мэннор пригнулся к самой холке, проезжая, и только распрямился во дворике, как Керин вцепилась пальцами в стремя.

Мэннор спрыгнул и приник к Золотоглазой.

Лязг решеток привел их в себя. Керин вздрогнула.

— Замерзла?… Да ты же босая! — он поднял невесту на руки, укрывая плащом.

Мэннор нес ее через мосты и замковый двор. Будто не было ни ссоры, ни многодневной разлуки. Будто только давеча расстались у дома над Ясенькой и вот встретились снова. Бережно поставил на первую ступень лестницы в вежу.

Они поднялись и остановились посреди покоя. Мэннор сунул в гнездо прихваченную внизу походню. Обняв, смотрел в запрокинутое лицо Керин. Узнавал, привыкал заново, захлебываясь нежностью. Потом прижал к себе так сильно, что Керин ойкнула.

— Что?!

— Колется.

Мужчина выругался, содрал пояс с мечом. Стащил остальное железо. Посмотрел на Керин и захохотал.

— Я, должно быть, сумасшедший. Так обойтись с тем, что меня кормит…

— На дорогах беспокойно, — вдруг сказала она. — Ты один ехал…

Мэннор тряхнул головой:

— Нет, там еще ясеньцы, с обозом, с охраной. На ночевку стали. А я вот — не утерпел. Иди ко мне…

Пальцы Мэннора привычно нырнули в теплые волосы, обхватили затылок. И он стал взахлеб целовать мокрые щеки и ресницы.

…Керин быстро уснула, а купец лежал, глядя, как скользит по покою лунный свет, слушая, как с шипением гаснет в кадке с водой, упадая с походни, земляное масло. Думал, что его Золотоглазая напрочь лишена обычных женских уловок и желания обладать — вещами ли, людьми. И ее бесхитростная радость напрочь обезоружила его, и теперь он, Мэннор, не знает, как послужить Ясеню — во вред ей.

Глава 14

Слово свидетеля. Сыр в мышеловке.

Солнечный луч скользил по лицу, радугой просвечивал сквозь ресницы. Я сонно отмахнулась, уткнувшись носом и щекой в нагретую, пахнущую сеном подушку.

— Эй, соня! Вставай!

Я узнала голос Керин и тут же вскочила. Босиком прошлепала по теплым солнечным узорам и высунулась в окно. Керин была внизу, среди двора, на танцующей от нетерпения Вишенке. И лошадиную шкуру, и кожу Керин, и волосы покрывали блестящие водяные капельки. Керин, запрокинув голову, смеялась.

— Доброе утро! — прокричала она.

Утро было замечательное. Солнце играло на серых плитах двора, на траве, прорастающей сквозь трещины между ними. Скрипел вдали колодезный ворот, тяжело плескала вода, шуршала по желобу. Громко фыркали кони. Визжали, верно брызгаясь, девчонки. Басовито хохотали парни. Под стеной напротив синели заросли незабудок, кустилась буйная крапива, драли горло лягушки. Душистым зноем тянуло от стога сена, сваленного под окно.