Ясень
Шрифт:
— Беда в том, что ее окружают лжецы. Им понадобился идол, хоругвь. Они внушили ей, что она Избавительница. И она не щадит себя и бросается в бой, который выиграть невозможно.
Мэннор слушал очень внимательно. Тысяча изменчивых выражений скользила по его лицу, и я поняла, что, наконец-то, угадала.
— Она не даст себя увезти, — сказал он глухо. — А если я увезу ее силой, то стану для нее предателем.
Оберегая себя, я медленно села в постели. Не торопясь поправила волосы. Вздохнула. Посмотрела на
— А это и не нужно. Отдай ее нам. Пусть она впервые в жизни проиграет. Пусть почувствует горечь плена. Пусть уверенность в избранничестве сменится трезвым пониманием того, что женщины не созданы для ратного труда. А потом ты заберешь ее, кроткую и покорную, и все будет, как ты хочешь.
Мэннор переглотнул. Взялся за оберег — белый камушек на простом кожаном ремешке на шее. Он молчал слишком долго, и я уже начала бояться, что поспешила.
— Рыцарь Горт будет обращаться с ней с уважением. Он дает в том свое слово. Тебе претит эта мысль, но не торопись, подумай. Что — ее — ждет?..
Он дернулся, внутренне возражая, и я опустила пальцы на его запястье. Руки он не отнял — добрый знак.
— Подумай. Ты знаешь развалины сторожевой вежи на полпути между Сартом и Большими Багнами?
Мэннор кивнул.
— Я или кто-то из людей Горта будем ждать тебя там все три дня следующего полнолуния. Тогда и скажешь, что ты решил.
Глава 19
Керин задремала сидя, уронив голову на руки. Рассыпанные по плечам волосы мягко колыхались в такт дыханию. Ветер снаружи шуршал пологом палатки…
Внезапно она почувствовала сквозь сон ледяное прикосновение. Керин вздрогнула и раскрыла глаза: перед ней в полутьме палатки сидел на корточках человек, и узкий клинок в его руках касался ее шеи. Блеск клинка она и увидела прежде всего, а потом перевела взгляд на лицо мужчины и с безмерным удивлением спросила:
— Мэннор? Что за глупые шутки?.. — и осеклась, поняв свою ошибку.
Человек был похож на Мэннора, но только похож. Его темные, с почти неразличимыми зрачками глаза смотрели на нее с холодным любопытством. На губы выползла жесткая усмешка. Он смотрел на Керин, как медведь на жабу: и жалко бросить, и противно съесть.
Ей вдруг сделалось понятно, чьей молитвой Ясень, как зрелое яблоко, упал в ее ладонь. Но почему?
Керин глубоко вздохнула и двумя пальцами осторожно отвела от себя клинок. Человек этому не препятствовал, по-прежнему смотрел, усмехаясь. Золотоглазая прислушалась: ни звука не доносилось снаружи, стан точно вымер. Она вздохнула еще раз и спросила:
— Ну? И что тебе нужно?
Усмешка на его лице погасла. Гость, не отрывая взгляда, сунул нож за отворот сапога, потом негромко, будто сам себе, сказал:
— Смотрите-ка… И впрямь золотоглазая.
Голос был низкий, сорванный на
— Только за этим и пришел?
— За этим и пришел, — подтвердил он, недобро щурясь. — На тебя посмотреть. Такая, как рассказывают, или не такая.
— И что увидел? — спросила Керин, чувствуя, как напряжение спадает: когда хотят убить, много не разговаривают.
— Увидел, что глаза золотые. И смелая.
— Спасибо, — она обхватила колени руками и заглянула странному гостю прямо в глаза: — Почему ты открыто не пришел этим поинтересоваться? Прокрался, как вор, разбудил.
Он подтянул под себя ноги. Сел поудобнее, упираясь руками в пол.
— Спросонок люди настоящие. Не успевают притвориться. Наверно, поэтому предпочитают убивать сонных. Чтоб не успели стать собой.
— Ты тоже предпочитаешь?
Он будто и не расслышал вопроса.
— Вторая причина тебе уже понятна. Вспомни-ка, чьим именем ты назвала меня, проснувшись. Мы с братом слишком похожи, вот в чем беда.
Керин почувствовала, что краснеет. Этого еще не хватало! И вдруг до нее дошел смысл его последних слов.
— Ты с братом? — ошеломленно переспросила она. — Мэннор не говорил, что у него есть брат.
— Еще бы. Кому охота говорить о паршивой овце.
— Как?
Мужчина опустил голову, внимательно рассматривая свои колени.
— Мое имя Раннор. Мэннор чуток постарше, я младше. И глазами в мать. И, как положено по сказкам, непутевый сын. Наказание рода.
В его голосе звучала непритворная горечь.
— В сказках младшие сыновья добывают победу, — негромко сказала Керин.
Раннор поднял на нее сумрачный взгляд:
— Да неужто? Ну, пока я победы добьюсь, зубы выпадут.
Он помолчал, выстукивая пальцами левой руки чуть слышную дробь.
— Так что, сама понимаешь, гостем мне в твое войско являться не с руки.
— Мэннор на севере…
В глазах Раннора мелькнуло странное выражение — будто жалость.
— …А если б и был здесь, так что? Что было бы?
Раннор негромко, сухо рассмеялся.
— Братская встреча. Никогда не видела, Золотоглазая, как братья после разлуки другу друга приветствуют? Хорошо, если кулаками: у нас с ним нелюбовь крепкая — в одном месте сразу двоим быть нельзя.
— Почему?
Он опять засмеялся. Страшновато.
— Паршивая овца. Наказание рода. Это я. А он — глава рода. И дорожку мы когда-то крепко друг другу перешли. Иначе с чего бы я сейчас на чужой службе шатался?
— А ты кому-то служишь?
— Служу. Сказать, кому?
— Скажи.
— Рыцарю Горту.
— Что?! — вскрикнула Керин. — Ах, вот как…
— Именно так, — с усмешкой подтвердил Раннор. — Думаешь, зачем я сюда пришел? Мне рыцарь Горт велел за тобой «присмотреть». Известно тебе, что это означает?