Ясная ночь… II часть
Шрифт:
Это не произвело на неё впечатление.
Я пошёл на общую кухню. Поставил чугунную сковородку с луковицей, ножом, и банкой на стол, вернулся в комнату
– И что теперь? – спросила она, стягивая мой мохер и вешая его за себя, на спинку эклектического стула.
– Ничего. На ближайшие час, полтора. – определил я. – если тебе неймётся – денег на тачку я тебе дам. Только не много, у меня у самого мало и ещё домой ехать с товаром. Менты, проводники.
– Звонить сейчас нельзя: телефон один, внизу, на первом этаже у вахты, а там – эти. И там
– Это – нет! – живо откликнулась она.
– Я не держу. А подумай. Как хочешь.
Логика железная. Только дура-баба сейчас сорваться может.
– Сними ты эти тапочки, – мокрые же, я тебе кеды дам. Правда без задников…
– Ты хочешь, чтоб я вообще уже на клоуна была похоже?! – разозлила её бессильно очевидность, – она, по-моему, собиралась сказать что-то ещё, но не подготовилась.
– Лен, – я встал, нагнулся и поискал на нижней полке в шкафчике, – вот носки сухие, кеды – они как тапочки, пойдём я тебе покажу, где туалет, умывальник, пока тушенку разогрею. Зла я ей не желал:
– Они чистые.
Она встала, с моего стула взяла в руку носки, обулась в подсунутые кеды.
Отвёл её в санузел, показал, которое там моё мыло.
На кухне вскрыл банку, поставил сковородку на газ, почистил и порубил луковицу. Так съел пару долек. Шкворчит.
На кухню пришла девушка в коротком фланелевом халате, с досточкой, луковицей и котлетами в чашке, – соседка по этажу, с другого «кармана». Мы с ней не здороваемся, она стесняется.
Я не постоянный житель, не местный. Но эта хоть не орёт, что я кухней пользуюсь, а не дежурю. Хотелось, что ни будь спросить, но… Убрал очистки лука, вытер тряпкой стол, помешал ножом минутку ещё, ушёл.
Поставил сковородку на перевернутую кафельную плитку, достал нержавеющие вилки, порезал вчерашний хлеб.
Налил себе, до половины, чашку крепкого чая, разбавил кипятком. Хотелось выпить. Отхлебнул чай.
– Ешь Лена.
Ломая хлеб, ел. Вот о чём с ней говорить? Ладно, хоть вилку с хлебом взяла, ест.
В дверь постучали.
Я сделал успокаивающий жест вилкой, встал, тормозя открывающуюся дверь ступнёй, (я и не закрываю обычно, пока спать не ложусь). Шагнул упреждающе в коридор. Колян посторонился.
– Привет.
– Здорово. Ты чё?
– Не один я Николай…
– А. И чё?
– Погоди пока, – попросил я.
Колян, этот тот парень, благодаря которому я и имею возможность спокойно проживать здесь временами, как приезжаю. Это его комната. Мы одноклассники, товарищи, и ему я доверяю, больше, чем всему остальному населению Ленинграда, потому что Колю я знаю.
Зажатую за горлышко, между пальцев, бутылку Коля показал мне не навязчиво. Вряд ли я когда ни будь ещё, более правильно подберу обычное прилагательное так, чтобы оно соответствовало своему смыслу. Ненавязчиво.
– правда Колян, – заверил я, – пошушукаться надо, давай потом, а ты где будешь?
– Ладно, – согласился Коля.
Мне стало жаль, что вместо того, чтобы, под бутылку водки, рассказать Коле про день этот, я с Леной. Но куда ещё этого бывшего, два дня не бритого баскетболиста запускать! Он бритый то на русского не похож. В «домашнем» рыжем свитере с оторванными рукавами, с бутылкой водки. Только успокоил девушку. Она и полчаса ждать не будет, – как ломанётся по балконам, что и кеды потеряет. Кеды – Колькины, кстати.
Вернулся, запер за собой дверь. Наелся уже. Сел, глотнул чая.
Лена посмотрела на меня и положила вилку на край сковородки:
– Спасибо.
– Пей чай. Товарищ заходил, – объяснил я ей. – Слушай, я что хотел спросить, только время не было, – а Вадима как зовут?
Она помолчала, затем, нехотя сказала:
– Некоторые, зовут его «Тибет».
– Он сидел?
– Я этого не знаю. – не хотела разговаривать Лена, – тебе это зачем?
– Ути- мути… – восхитился я, – дочь Коза-Ностры…
Её глаза сузились.
– Тебе то что?
А правда? Признался простодушно:
– Просто в башке всё крутиться. Поверить не могу. Ладно. Конфеты хочешь?
– Нет.
А я выпью, с чаем, – захотелось, – будешь?
Встал, достал недопитую вчера водку.
– Силой я тебя не держу. Лучше – подольше. Просто, чего молчать? Телевизора у меня нет…
Налил рюмку, выпил, закурил. Лена, сказала, видимо то, что думала:
– Из-за тебя всё.
Наверное. А оно мне надо было?
– С зонтиком надо осторожнее обращаться, в коллективе рабочем добрососедские отношения устраивать, я выпил ещё пол рюмки. «Засоветовал» ещё от души, как мой папа: а самое главное, я тебе как дочке скажу: не водить дружбу с «некоторыми» людьми. Ага. И можешь не смотреть на меня так. Ник то бы на меня не кинулся, и стирать бы не пришлось, и я бы не кинулся.
Лена смотрела снисходительно.
– С кем, с тобой, что ли дружить? Терпила. С Нижнего Тагила… Себе что ни будь посоветуй… Дочке своей. Понял? Пей свою водку. Не надо учить. Веди себя прилично, не умничай.
Брезгливо как смотрит, на ноль семь «Сибирской», вилки разные на столе, крошки… Приосанилась Петербургская кровь.
Как жена прямо разговаривает. Я аж повеселел от такой метаморфозы:
… – Ка-ака казырна дама в кедах! Лен, ты хорош тут заряжать. Правда, выпью. И ты брось пролетариат за усы дёргать. В рабочей общаге чаи гоняем… Я хоть на трёхстах дезодорантах тут сижу, (можешь, кстати, добавить: «барыга», «спекулянт»), а чёрное от белого – отличаю. А то, что меньше со всякой шушерой водиться надо, это тебе, и мастерица твоя, старая, интеллигентная, скажет, и подружка, и папа-с мамой, после всего… Это ясно как белый день. И, если не дура, то же накажешь своим детям. Хватит Мурку из себя строить.