Ясныи день
Шрифт:
Он ещё некоторое время изучает кий, улыбается мне опять и прибавляет:
— Хорошая работа. Я беру.
С этими словами он достает из кармана пачку банкнот. Я вспоминаю, что ни разу не зарекался о цене. Но старик и не спрашивает о ней. Он отнимает от пачки пять купюр и протягивает их мне. Это зеленые бумажки. Доллары! Старик расплачивается стодоллоровыми купюрами. Он даёт в десять раз больше того, что я собирался запросить! Он всё также улыбается.
— Хватит для раскумарки? — осведомляется он.
Удивленно моргая, я смотрю то на него, то на деньги, которые он положил
— Для рас… — чего? — переспрашиваю я.
Опять все смеются, но уже над моим удивлением. А старик тепло улыбается. И я улыбаюсь. До меня смутно начинает доходить, что произошло. Вот удача! Я не верю своим глазам…
Окрылённый удачей, радостный и счастливый, я выхожу из полутёмного бара на улицу. Улица всё также утопает в солнечных лучах. Но свет солнца стал каким-то блёклым — как если бы небольшое перистое облако прикрыло светило в небе. Смотрю на небо, но не вижу никаких облаков. Чистое голубое небо. Точнее — голубое оно ближе к горизонту, но на большом расстоянии вокруг солнца оно просто золотое. И свет слабый, как зимой. Замечаю, что окружающих тоже интересует такая надземная аномалия — все они глядят вверх. Наблюдают солнце через какие-то стёклышки.
«Ах, да! — вспоминаю я. — Сегодня же затмение, про которое все так много говорили. Парад планет сегодня. А я и забыл совсем».
И стёклышка у меня нет, а без него ничего не видно, как близорукому без очков. А посмотреть так хочется…
Иду по площади, задрав голову, обозревая слои атмосферы и натыкаюсь на группу детей. Они по очереди глядят на солнце сквозь чёрное стекло. Улыбаются все…
— А можно и мне потом посмотреть? — спрашиваю я у них. Дети оборачиваются, и несколько пар сияющих взглядов с интересом обращаются ко мне.
— Конечно, можно, — говорит одна девочка и отдаёт мне стекло.
Дети, замерев, беззвучно следят за мною, но не хмуро и угрюмо, как эти бритоголовые из бара, а ласково и приветливо. Их семеро — три мальчика и четыре девочки. Самому младшему из них лет шесть; самой старшей на вид около шестнадцати. Они одеты в простую, даже поношенную одежду, у многих — босые ноги. Одежда делает их похожими на местных сорванцов, даже на босяков, и все же их внешний вид не назовёшь иначе, как цветущим. Да, цветущим! Дети сияют счастьем и здоровьем, и такое сияние столь редко для наших улиц, что многие прохожие невольно задерживают взгляды… Особенно часто — на двух самых старших девочках, которые, помимо всего прочего, привлекают внимание необыкновенной красотой…
Ой… Их красота, действительно, необыкновенна… Стройные фигуры, прелестная кожа, ангельские черты, длинные пышные волосы… У одной — золотые, как спелые колосья пшеницы, у другой — каштановые… Но более всего поразительны глаза… Вы знаете, подобные глаза, наверное, невозможно увидеть в наших городах, ну, разве что, очень редко… Такие глаза мгновенно располагают к себе любого, кто в них посмотрит. Даже самого мрачного они заставят улыбнуться, даже самого злого — стать мягче и нежнее. И только потому, что там — в этих светящихся глазах, собрана чудесная доброта… Любовь… Что-то ещё, что-то такое… такое… Не знаю, как сказать… Не знаю…
У златовласки глаза серо-голубые, у её подруги… Ой!… Какие знакомые, тёплые, ласковые глаза у этой девочки… Лена. Это ты? Неужели это ты?
— Привет, Максим, — говорит она, улыбаясь.
Дети немного удивлённо смотрят то на меня, то на неё. Я тоже изумлён и ошарашен. Но изумлён приятно. Неужели это ты, Лена? И ты меня помнишь?
— Лена? — спрашиваю я с удивлением, показывая на неё пальцем.
Она кивает, улыбается, и я вижу ямочки у неё на щеках. Да, это она.
Она ласково смотрит в мои глаза. Улыбнувшись, она подходит и обнимает меня, прижимается головой к моей груди. Я как можно легче и ласковее глажу её по каштановым волосам. Когда я глажу её волосы, я замечаю в них седую, белую, как снег, прядь…
Мы идём по улице, раскрашенной солнечными лучами, мы разговариваем друг с другом. Я познакомился с детьми, и они тепло и с доверием приняли меня за своего. Через некоторое время мы забываем, что недавно познакомились. Мы забываем о том, где мы. Мы самозабвенно разговариваем — о всяком разном, но наш разговор и наша компания привлекают внимание прохожих.
— Какой сегодня чудесный день, — говорю я. — Так везёт. Сначала кий продал. Теперь вот встретил вас. Тебя, Лена.
— А я так рада, что вновь вижу тебя, Максим, — отвечает она, сияя. — И правда, чудесный день.
— И погода сегодня чудесная, — говорит красавица — девочка (хотя для меня, видимо, лучше сказать — девушка) с золотыми волосами. Она улыбается мне, затем переводит взгляд на Лену и прибавляет: — Затмение, парады планет тут всякие… К вечеру выпадет метеоритный дождь, а завтра с утра ожидается светопреставление.
Она смеётся. Её зовут Наташа, но дети называют её Натой. Они смеются над её шуткой и принимаются развивать затронутую тему:
— Неправда, сначала конец света, а потом светопреставление, — говорит Кирилл — худощавый и высокий черноволосый мальчик.
— Конец света? Ой! А я зонтик в Благодати забыла! — восклицает Аня. Её карие глазки горят радостью. Эта девочка излучает радость, по-моему, постоянно.
— Где-где забыла? — спрашиваю я её.
— В Благодати, — отвечает она.
— А что это?
— Так называется наш хутор. Мы обучаемся там Музыке Восхода…
— Так вы музыканты, оказывается!? — я с интересом обвожу всю детскую компанию взглядом. Дети улыбаются. Семь пар светлых огоньков отражаются в моих глазах, горя — кто чем. Я вижу и радость, и ласку, сообразительность, и дружбу, и даже любовь. Не вижу недоверия и пугливости. Не вижу стеснения и смущения. Не вижу комплексов. Не вижу!
— Раз такое дело, то хочу услышать ваше выступление, дети. И не смейте мне отказывать, — требую я, сдвинув брови и наморщив нос. Дети смеются, а я для пущей «грозности» топаю ногой по асфальту и куда-то попадаю ногой. Смотрю себе под ноги и удивляюсь. Моя туфля, моя прекрасная чёрная туфля утопает в коровьей лепёшке.
Дети, заметив, куда я влез, смеются пуще прежнего. Они смеются, изнемогая от веселья и держась за животы.
— Максим… ты довыступался, — еле выговаривают девчонки сквозь смех.