Ясныи день
Шрифт:
— Мы здесь путешествуем. Идём в гости… Ну, то есть, я иду в гости вот к ним, — я показываю на детей. — К вам вот по дороге зашли… Просто так…
— Мне кажется, что мы здесь далеко не просто так. — тихо и тепло проговаривает Ната. Она с улыбкой смотрит на мальчика — её ровесника, сидящего рядом с парнем. Мальчик тоже не сводит с Наты глаз. Она какой-то магической силой привлекает к себе внимание.
— Тебя как зовут-то? — спрашивает парень у девочки.
— Ната. Вот это — Максим, это — Лена… — она перечисляет москвичам всех нас по-порядку.
— А я — Антон. Вот рядом со мной сидит Валера… — и парень, в свою очередь, знакомит нас со всеми сидящими у костра. Девушку слева от меня зовут Викой. Ещё до того, как усесться возле
К нам подходят туристы от двух других костров. Кое-кто выглядывает из палаток. Наше с детьми появление вызывает живой московский интерес. Возле костра под брезентовой крышей собирается куча народу. С нами знакомятся, нам задают массу вопросов. Нам подают тарелки с рисовой кашей, перемешанной с тушёнкой. Нам подают хлеб. Я слегка растерян. Я даже тронут такой заботливостью. Мне хочется чем-то отблагодарить этих добрых людей. Хочется сказать:
«Люди! Какие же вы прекрасные на самом деле! Почему же раньше я этого совершенно не замечал? Почему только сейчас начинаю осознавать это волшебное, сказочное чувство — любовь к незнакомому человеку?»
Всю свою красоту, порой, мы прячем очень глубоко. Вы замечали? Вы замечали, как мы боимся проявлять любовь, сострадание, заботу друг о друге и нежность к себеподобным? Как мы боимся оказаться красивыми только потому, что считаем красоту беззащитной перед злом? Вы замечали это за собой? Многие, в том числе и я, ответят утвердительно на этот вопрос: да, мы боимся… Я боюсь. А вот мои новые друзья, видимо, нет.
Я наблюдаю, как они смеются, как разговаривают то с мужчиной, назвавшим Лену принцессой, то с Антоном, как Ната улыбается уставившемуся на неё Валере, а Венера дарит Вике сорванный ранним утром цветок крокуса.
— Боже, какая прелесть! — восклицает Вика.
— Бери, Вика, он на тебя похож.
Вика смеётся, умилённо разглядывая Венеру. Та же цветёт, как распустившаяся сирень. Дети цветут своей юной красотой. Задумавшись, я смотрю на них. Какая сила делает этих детей непохожими на миллионы таких же, как они? Что сокрыто в них, что спрятано? Их постоянно окружает какое-то светлое поле. Мне кажется, что сейчас я чувствую его. Вокруг детей витает радостное ликование. Оно похоже на ликование солнца, скрывающегося за блистающим океанским горизонтом. Это солнце уходит, но оставляет на морском ковре огненную дорожку, как будто бы зовя в своё лучистое огненное закатное счастье: «Пошли со мной?» И так хочется пойти. Так хочется.
Маленькие солнца сидят сейчас с нами у костра. Люди тянутся к ним, потому что они согревают. В этом и сила красоты. Красота согревает. Согревает настолько, что лёд зла тает, и ты становишься добрым. Я абсолютно добр уже несколько дней. Я добр без перерыва на сон или обед. Я добр даже во сне. Все эти несколько дней мне снятся чудесные сны. Мне снятся цветы. Мне снятся ангелы. Мне снится солнце. И хочется, чтобы только такие сны видели окружающие нас люди с их незачерствевшими сердцами.
Там, в Москве, многие не знают, что такое лес. Многие никогда не пили живую воду из горного озера. Никогда не кормили белочку с руки. Никогда не слышали свободного крика сокола и не видели парящего в небе величественного орла. Они не ощущали на себе тёплую руку Природы, этой доброй заботливой Мамы планеты Земля. Но, несмотря на всё это, сердца людей дышат. Они всё ещё живые, и никакая кровь телевизоров, никакой разврат бульварных газет, ни суета рабочих будней, ни однообразие городского быта не смогли заглушить их жизнь. Как прекрасно такое бессилие чего-то злого перед чем-то добрым, перед каким-то единственно светлым началом, одушевляющим каждого из нас…
Леночка как-будто чувствует мои мысли. Она оборачивается, и наши глаза встречаются… Мы улыбаемся друг другу… Ночь, но мне кажется, что светит солнце…
Звучит гитара. Знакомая, лёгкая и замечательная мелодия. Мы все подхватываем её. Мы поём:
Ничего на свете лучше нету,
Чем бродить друзьям по белу свету.
Тем, кто дружен, не страшны тревоги.
Нам любые дороги дороги…
Некоторое время спустя нам надоедает петь. Молодёжь включает магнитофон, и многие уходят танцевать. Я остаюсь. Мне больше нравится смотреть на костёр. Иногда я поглядываю на танцующих людей. Это мне нравится не меньше… Кирилл уже танцует с какой-то девочкой, а застенчивый Андрей, потупив голову, стоит в сторонке. К нему подходит очаровательная москвичка. Настолько очаровательная, что Кирилл забывает о своей партнёрше и разевает рот… Москвичка просит Андрея потанцевать с ней. Она чуть старше его. Может быть, от этого стеснение мальчика становится ещё большим — он отказывается и уходит в подлунную тень деревьев. Там он садится на бревно — спиной к танцующим. Растерянная девочка стоит, не зная, что делать. Нерешительно она подходит к бревну… Потом садится рядом с Андреем… Вижу, как удивлённый Кирилл чешет голову, глядя в то место из-за плеча своей пары… Я усмехаюсь про себя. Этот Кирилл напоминает мне Джима Керри. Внешность очень схожая, и такой же смешной, правда, нисколечко не кривляется, что, конечно же, к лучшему…
Замечаю, что Ната тоже осталась. Возле костра сидят ещё двое мужчин и пожилая женщина, но никто больше не обращает на нас с Натой внимания. Девочка берёт лежащую у бревна шестиструнную гитару. Она слегка перебирает пальцами медные струны, наигрывая тихие мелодии. Она иногда смотрит на меня. Её глаза вдохновенны.
К Нате подходит Валера. Если точнее, он не идёт, а ковыляет. У мальчика что-то с опорно-двигательным аппаратом. Какая-то болезнь, неизвестный мне порок. Валера садится рядом с Натой. Он молчит. Наверное, думает, что сказать. Наконец, он спрашивает:
— Ты что, умеешь играть?
— Да, — отвечает девочка, тепло улыбаясь.
При этом она принимается исполнять нечто красивое, по-настоящему ласкающее слух, так что я и Валера заслушиваемся. Но во время игры она всё время смотрит Валере в глаза. Тёплым взглядом, будто бы согревая. И Валера глядит на неё, не отрываясь. Вижу его взволнованное лицо. Брови приподняты. Мне кажется, что он сейчас заплачет. И правда — он плачет. Сперва большие крупные слёзы появляются в его глазах, затем он вообще зажмуривается, всхлипывая и заливаясь плачем. Ната изумлена, но почти сразу её изумление сменяется столь присущей ей лаской, и она, отставив гитару в сторону, придвигается к Валере и обнимает его. Она тихо, с искренностью в голосе, спрашивает:
— Ну чего ты? Не надо, Валера. Не надо плакать.
— Они хотят завтра уезжать. Уезжать домой. А я не хочу. Здесь так красиво. Так красиво, — взволнованно объясняет мальчик.
— И ты ещё появилась, — добавляет он, опуская голову.
Лёгкая недоумевающая улыбка несколько мгновений освещает лицо красавицы-девочки. Она пытается заглянуть в глаза опустившего голову мальчика. Мне нравится это её невинное стремление всё время смотреть собеседнику в глаза. Даже если ты отводишь их, она всё же непроизвольно будет стремиться найти с ними контакт. Особенно, когда ты её сильно интересуешь.
— И я появилась? — ласково переспрашивает она, становясь на колени перед сидящим мальчиком.
Она берёт его за руку и нежно произносит:
— Валера…
Другой рукой она дотрагивается до его щеки. Её золотистые, блестящие от света огня волосы подхватывает налетевший лёгкий ветерок. Она подносит к растроганным глазам палец, и что-то рассматривает на нём. Это слезинка с лица Валеры. Капелька солёной воды блеснула, поймав лучик от костра.
— Ты плачешь из-за меня? Ты… О, Боже, как красиво! Ты меня любишь. Ты влюблён в меня. Да, я это чувствую! О, как красиво… — девочка поражает меня чистым и естественным поведением. Я любуюсь трогательной сценой, то же делают забывшие про свои разговоры двое мужчин и пожилая женщина. Они, смешно открыв рты, завороженно таращатся на детей.