Ястреб Черной королевы
Шрифт:
– Не, – уверенно сказал Симон, – тут уже сухо, смотри.
И спрыгнув вниз, он для наглядности потоптался по вереску, с хрустом ломая ветки и утаптывая ломкий мох.
Поужинали наскоро, разогретыми в быстро-печке хот-кэтами. На вкус замороженные хот-кэты были так себе, спасал их только фирменный чили-соус Лизы. Впрочем, Андрей не так уж и проголодался после дневного роскошного пикника у березовой рощи. Симон жевал механически и молча, было видно, что он очень устал. От чая он отказался, сказал:
– Не сидите тут долго, завтра рано вставать, иначе ничего не успеем.
И, зевая, ушел спать в заднюю
Андрей с Лизой остались пить чай на ступеньках фургона.
Чай Лиза заварила какой-то очень вкусный, Андрей даже не знал, что у них в запасах такой есть. Андрей держал горячую чашку в руках, принюхивался – и все не мог надышаться. И все думал – спрашивать Лизу о происшествии на заправке – или нет.
– Пей уже, – хмыкнула Лиза, которая внимательно за ним наблюдала: – Остынет.
– Угу, – сказал он – и снова жадно вдохнул почему-то смутно знакомый запах.
Маленький лоскуток света лежал возле ног, освещая отчетливо кусочек мохового ковра, а дальше начиналась кромешная темнота. Деревья, казалось, подступили еще ближе, разглядывая нежданных гостей, сухо шуршали ветками, будто переговариваясь. В низине, за зарослями что-то потрескивало, будто кто-то огромный возился там, проминая себе дорогу наверх. Андрею стало не по себе, он поежился и потихоньку придвинулся поближе к Лизе. Стремно, конечно прятаться за девчонку, но Лиза вроде как взрослая… или нет? Сколько ей? Двадцать, как Симону? Или меньше? К тому же, вдруг, она и правда, маг? Магу, наверное, нипочем любые дикие звери – и даже ожившие деревья, если такие, конечно, бывают.
Вот, например, стражи. Один взгляд у них такой, что замораживает на месте. Взгляд этот был неспроста – стражи так видели тайное, определяли по одному взгляду преступников, поэтому скрывать от них что-то было бесполезно. Они, конечно, не умели, как инквизиторы, читать мысли и намерения, но преступника, уже совершившего что-то, стражи определяли с легкостью. И выслеживали, если он пытался скрыться. Поэтому, конечно, если бы Лиза была магом, они бы это поняли – и спросили у нее регистрацию. Потому что все маги, включая даже знатных аристократов, и родственников императора, были обязаны регистрироваться по месту жительства, а в случае переезда – переоформлять регистрацию в течение трех дней.
– Чего ежишься? Замерз, Птенчик? – вдруг насмешливо спросила Лиза.
Андрей вздрогнул – в первую секунду ему вдруг показалось, что это мамин голос прозвучал откуда-то из темноты. А потом он ошарашено уставился на Лизу. Как?! Как это может быть?! Лиза умеет читать мысли?! Она, что подглядела сегодня его воспоминание – про костер, папину песню – и про то, как мама называла Андрея-маленького? Что, получается, Лиза не просто маг, как боялся Андрей? На самом деле, все куда хуже. Лиза – Инквизитор?! То-то перед ней так раскланивались те маги-отморозки.
Лиза улыбалась – как будто и сейчас читала его мысли – и посмеивалась над его страхом.
– Ты… – пробормотал он, клацая зубами от страха, – откуда ты…
Что делать с Инквизитором, если он вдруг решит напасть, Андрей не знал. Инструкций на этот счет почему-то не было. Тоже звонить в службу спасения?! Как? Если для Инквизитора все твои мысли – открытая книга?
– Эй, мелкий, – обеспокоилась Лиза, и перестала, наконец,
– Ты почему меня так назвала? – с трудом выговорил Андрей.
– Мелким? – недоуменно уточнила Лиза. – Я всегда…
– Нет.
– Птенчиком? – Лиза чуть смущенно хмыкнула. – Ну, Симон говорил, что это твое детское прозвище. А ты сейчас сидел такой несчастный и съеженный… И правда, похожий на Птенчика. Ну, и…захотелось тебя как-то… подбодрить.
– А, Симон говорил… – Андрей облегченно вздохнул. Надо же было такого навыдумывать – про Инквизитора и вообще. А оказывается, это у Симона слишком длинный язык.
– Если не хочешь, – голос у Лизы был чуть виноватым, – больше не буду тебя так называть.
– Не хочу, – резко ответил Андрей.
Лиза замолчала. Кажется, обиделась. Андрей немного подумал и сказал:
– Меня мама так называла. Когда…ну…
Он осекся.
Они немного помолчали. А потом Лиза тихо сказала:
– Извини.
– Ничего, – глухо ответил Андрей.
– Если… – голос Лизы сорвался, но она все-таки договорила, совсем тихо: – если о них не говорить, лучше не становится. Наоборот.
Андрей осторожно покосился на нее, не поворачивая головы – и увидел в ее глазах слезы. Наверное, у Лизы тоже был кто-то, о ком она не хотела говорить.
– Пей уже, – глухо сказала Лиза, – этот дурацкий чай. Или я его вылью.
Андрей послушно глотнул. Странно, казалось, что прошла вечность с тех пор, как Лиза протянула ему чашку – но чай все еще был горячим.
Андрей глотнул еще раз. И вдруг – неожиданно для самого себя – начал рассказывать.
…Мясо, жареное на углях, с горьковатым запахом дыма, обжигающая язык, невероятно вкусная, рассыпчатая печеная картошка с горелой корочкой… Душистый травяной чай, давно забытый вкус – только мама умела такой заваривать. Пламя танцует на мерцающих углях, алые искры летят в черное небо. Папа играет на гитаре, и очень красивая печальная музыка летит в небо, во тьму, тает вместе с алыми искрами. И слова – не песня, завораживающий шепот, еле слышный: «лети-лети, мой белый сокол, запутай след, сорви с крыла проклятый повод, наш ворон слеп…» Странные слова, бессмысленные, непонятные, но отцовский тихий голос звучит все громче, полнится гневом – и силой. И будто отзываясь, шевелится вокруг тьма – уже не просто безобидная темнота, укрывающая кусты малинника, а тьма, наполненная чудовищами. Чуя эту тьму, заполошно мечется пламя в костре, и тревожно кричит в темноте какая-то птица. Андрей застывает от страха, и по его спине катятся холодные колючие мурашки. Но потом мама встревожено зовет: «Саша!» – и папа обрывает песню на полуслове, и останавливает сильный гитарный перелив ударом ладони о струны, неловко улыбается Андрею:
– Что, Птенчик? Испугался темноты?
Гитара недовольно гудит, постепенно замолкая. И огонь послушно утихает, снова потрескивает ровно и безобидно. И тьма отступает, невидимая и неслышная.
Отец наклоняется к Андрею. Его глаза блестят – веселые, шальные, диковатые, а в голосе, уже почти прежнем, спокойном – еще гудят отголоски прежней силы, как дрожь гитарной струны.
– Не темноты надо бояться, – говорит он, – а чудовищ, которые там прячутся. А сама темнота безобидна и безопасна. Больше того – она может стать нашим союзником, если хорошо попросить, и тогда она нас самих укроет от чудовищ.