Яванская роза
Шрифт:
Сэр Арчибальд воззрился на меня, затем его рот искривился, как у капризного ребенка, готового зареветь.
— Вы видите, каковы изысканные люди? — произнес Боб, отчеканивая каждый слог.
— Но все же, все же… вы выпьете со мной по стаканчику? — прошептал Хьюм.
Это было уж слишком, даже для Боба. Он взял меня за руку, и мы вышли.
Сэр Арчибальд бормотал уже что-то по-малайски.
Когда сегодня я вспоминаю эту первую ночь на „Яванской розе", меня охватывает глубокое сожаление.
Это судно, полное мрачных загадок, пыхтение
Почему я не сошелся теснее с сэром Арчибальдом, с колоссом Ван Беком? Я смог бы выудить у них столько историй!
Но тогда я не знал, что самое необычное приключение часто выглядит гнусным, а главное, будучи совсем молодым, я хотел прожить каждую минуту своей жизнью и потому не испытывал интереса к жизни других.
IV
Боб спал мало и плохо.
Это началось с того дня, когда товарищи его эскадрильи увидели, как он вернулся на базу на самолете, который он, пилот-наблюдатель, вел вместо убитого летчика, сидя на его трупе.
Итак, открыв глаза, я не был удивлен, что находился в каюте один. Что до меня, то я спал мертвым сном, и пробуждение открывало мне жизнь, как совершенно новую стартовую дорожку, а мир — как радостную добычу.
День давно наступил. Солнце светило прямо в толстое стекло иллюминатора.
Мне достаточно было лишь спустить ноги с верхней койки, которую я занимал, чтобы коснуться пола.
Я быстро умылся, бриться не стал и выбежал наружу. Великолепное сияние царило над морем и Палубой, да такое яркое, что стушевало грязь судна. Небо, ветер, волна — все дышало переполненностью и чистотой. Поистине это было прекрасным подарком, сделанным мне в утро моего двадцатилетия.
Большие пузатые легкие джонки проносились мимо на своих странных парусах, подобные крылатым чудищам. На мачтах, на тросах суетились матросы со всего побережья и островов Дальнего Востока. Казалось, они оставляли позади себя запах пряностей, риса и опиума. Они снялись с якоря в неведомых портах. Они направлялись к неведомым портам. И вода стекала с выступавших на носу и на фланке скульптур.
„Почему мы не Пиратское судно? — спрашивал я себя с огорчением. — Мы бы взяли на абордаж эти замечательные парусники, отвели бы их в пустынную бухту — там началась бы оргия. Несомненно, на борту у них есть прекрасные китаянки".
Книжные воспоминания о флибустьерах смешались со свежими впечатлениями, полученными на Востоке, и я принялся сочинять преследования, грабеж, насилие…
Легкое облако на мгновение закрыло солнце. Это мимолетное нарушение сияющей гармонии, окружавшей „Яванскую розу", прервало мои дикие, ребяческие фантазии. Я вновь очутился на палубе дрянного судна в компании трех отвратительных лиц и без единой женщины.
Как и накануне, я сильно покраснел.
„Я навсегда останусь ребенком, — подумал я, — дуралеем! Боб прав".
Боб… Это имя изменило ход моих мыслей. Солнце приближалось к зениту. Скоро все отправятся на обед, а Боб так и не появился на палубе. Где он был? Что он мог делать?
Прежде всего я отправился в обеденный зал. Он был пуст.
Проходя по противоположному от нашей каюты коридору, в приоткрытую дверь я увидел сэра Арчибальда, распростертого в точно такой же камере, что и наша. Юнга протягивал ему стакан виски. Я дождался мальчика и спросил:
— Ты не видел второго лейтенанта?
Маленький малаец очень быстро ответил:
— Он несколько раз проходил здесь.
Мой интерес был возбужден не ответом, а смущенным тоном, которым он был произнесен.
— Здесь! — машинально повторил я, внимательнее осматриваясь вокруг.
Это был узкий проход, куда с одной стороны выходил бар, а с другой — две каюты. Одну занимал сэр Арчибальд, вторая была закрыта. Все точно так же, как по другому борту, где располагались мы. Я, конечно, ошибся, интерпретируя речь юнги. Для очистки совести я спросил еще раз:
— Кто живет рядом с нами?
— Никто.
— А там?
— Никто.
— Тогда почему меня поселили вместе со вторым лейтенантом?
— Господин Ван Бек спит у капитана, но у него много дел.
— А в трюме?
— Господин Ван Бек — хозяин.
Я отправился на поиски Боба, но его не было ни на палубе, ни на полуюте. Я спустился на пост экипажа, откуда неописуемая вонь немедленно меня прогнала. Приведенный в отчаяние этим нелепым исчезновением, я сходил даже в машинное отделение. Там я увидел только двух механиков-китайцев и капитана Маурициуса в блузе кочегара. Он осторожно чистил патрубок. Все металлические части уже блестели.
Огромным было мое удивление, когда я увидел на этом судне место, содержавшееся в чистоте, и я не смог удержаться, чтобы не сказать об этом капитану. Тут я во второй раз испытал удивление: Маурициус гордо и любезно улыбнулся и очень мягко произнес:
— Это, знаете ли, хорошее суденышко, и ходит оно быстрее, чем можно предположить. Мы нагнали половину вчерашнего опоздания. Вы будете в Шанхае послезавтра в назначенный час. Это хорошее суденышко, уверяю вас.
— Ах, в самом деле? — спросил я с таким глупым видом, что сам смутился.
Маурициус снова принял непроницаемое выражение лица.
Я поднялся на палубу. Там меня ждал Боб.
— Мы играли в игру „постараться не встретиться все утро", — сказал я, смеясь. — Откуда ты взялся?
— Из каюты.
— Естественно, единственное место, где…
Я замолчал, охваченный вдруг ощущением, которое не сразу смог определить. Боб выглядел как-то необычно, но что именно было в нем необычного?
Едва я задал себе этот вопрос, как ответ пришел сам собой. Боб выглядел обольстительно. Во всеоружии. Он надел самую лучшую свою форму. Он был начищен до блеска. Вот почему он так долго скрывался.