Явка в Копенгагене: Записки нелегала
Шрифт:
Иногда вечером после ужина мы выезжали в город, прогуливались по улице Горького, заходили в магазины. Дети в это время оставались с хозяйкой дома Анной Никитичной, которую они звали Aннa Кинча и с которой начинали осваивать русский язык, с нами же они говорили только по-английски или по-испански.
Несмотря на март месяц, стояла морозная погода. Температура ночью опускалась иногда до минус тридцати.
В середине марта В. Е. внял нашей просьбе и с согласия руководства привез на дачу родителей «Весты». До сих пор они не знали, что мы уже в Союзе, и здесь на даче впервые увидели свою вторую внучку,
В конце марта вместе с В. Е. приезжал незнакомый нам, по-видимому, ответственный товарищ, который даже не соизволил представиться. Оба выглядели мрачно. Брезгливо сложив тонкие губы и покачивая большой головой, ответственное лицо заявило:
— Версия о том, что ваш арест явился результатом предательства, не подтверждается. На основании вашей информации была проведена тщательная всесторонняя проверка. Были задействованы десятки людей, проведены оперативно-проверочные мероприятия. Общий результат отрицательный.
— И тем не менее, — сказала «Веста», — мы остаемся при своем мнении.
— Вы считаете, что у вас не могло быть прокола?
— Дело не в этом, — сказал я. — Прокол в какой-то момент конечно же не исключается. Но вы нас не убедите, что мы находились в разработке и ничего не заметили.
— Длительное нахождение на нелегальной работе притупляет бдительность. И вы отлично об этом знаете. Просто не заметили слежки за вами, а она, безусловно, была и, очевидно, велась квалифицированно.
— Это факты или ваши предположения? У вас есть какие-либо доказательства, что слежка велась? Не было разработки. Кроме слежки, есть еще и другие признаки, — сказала «Веста».
— Ваша самоуверенность здесь просто неуместна, — сказал ответственный товарищ, оттопыривая губу. — Вот, взгляните-ка на эту фотографию. — И он протянул мне фотокарточку 4x6, на которой был изображен довольно молодой человек, с виду типичный латиноамериканец. Вы узнаете этого человека?
— В первый раз вижу.
— Ну вот видите. В первый раз. И тем не менее вы с ним встречались. И возможно, не один раз.
— Где же он? Кто он, этот человек? И почему я его должен знать?
— Он сотрудник таможни в порту Буэнос-Айреса. Странно, что вы его не узнаете. Будучи агентом федеральной полиции, он вот и дал на вас информацию, когда вы оформляли в таможне какие-то грузы.
— У меня все это вызывает большие сомнения. Какую информацию мог дать человек, с которым я если и встречался, то лишь мельком? Он что, ясновидец? Так он сразу и определил меня как русского шпиона? И потом, насколько я знаю, их полиция шпионами не занимается.
— Информация получена из достоверного источника, имеющегося у нас в полиции.
— Может, вы мне и донесение этого таможенника покажете?
— Донесение добыть не удалось. Но у нас нет оснований не доверять своему агенту.
— Зато у вас есть все основания не доверять нам, это вы хотите сказать?
В ответ — ледяное молчание.
— Как видите, у нас есть данные, что вас вела, прежде всего, аргентинская контрразведка, и лишь на последующем этапе она передала вас ЦРУ.
— Нам это уже говорили. И я все же утверждаю, что ЦРУ было инициатором всего дела. Мы же вам привели факты. Аргентинцы привлекались только как исполнители. Я достаточно подробно описал все это в своих отчетах.
— В ваших отчетах немало субъективного.
— Возможно. С вашей колокольни оно, может, видней. Почему вы не верите людям, которые были там, видели и ощущали многое как бы изнутри? Почему вы не доверяете нашей интуиции? Почему вы так уверены, что она у вас отсутствует?
— Ну, это уже, знаете ли, лирика, — вставил с усмешкой В. Е.
— Какая интуиция? Факты— вот главное, — сказал ответственный товарищ. — А их нет.
— Да? По-вашему, мы там только лирикой занимались? Хотите знать мое мнение об этом вашем мифическом агенте-таможеннике?
— Валяйте.
— Так вот. Это кость, подброшенная вам ЦРУ, чтобы отвлечь подозрение от своего действующего агента. «Крот» сидит где-то тут у вас в Центре. ЦРУ знало о наших подозрениях о наличии «крота», вот и принимает меры по его защите.
Последовало долгое молчание. Ответственный товарищ побагровел, стиснул челюсти. Синие жилы проступили на его висках.
— Вы что это себе позволяете?! Как вы смеете бросать тень подозрения на весь наш чекистский коллектив?! Вы что же, считаете, что среди нас табунами ходят предатели?!
— Нет, не табунами. Достаточно одного. Ваша проверка была, на мой взгляд, недостаточной.
— Как вы можете судить, о чем не знаете?! Что вы вообще знаете о наших проверках?!
— Мы настаиваем на том, что наш провал произошел по причине утечки информации из Центра или через одного из работников на «периферии». [53] Возможно, во время нашей поездки домой в 1967 году. [54] Или, может быть, во время поездки «Весты» в 1970 году. А сейчас враг предупрежден о нашем побеге и затаился. Залег на дно.
53
«Периферия» — место работы разведчика за рубежом.
54
Лик Гордиевского иногда всплывал в памяти, но как-то не вписывался в образ предателя, да и времени прошло достаточно со дня нашей встречи с ним летом 1967 года.
— Напрасно вы так настаиваете на своей версии. Очень даже напрасно. У нас вот сложилось мнение, что эту версию вы придумали нарочно, чтобы обелить себя, представить нам свое, мягко говоря, недостойное поведение в руках противника в более приглядном свете. А ведь вы, понимаете ли, балансировали на грани предательства. И в былые времена вы бы…
— Сейчас не былые времена.
— Не волнуйтесь. Отношение к предателям у нас прежнее.
— Вы что же, считаете нас предателями? — спросила дрогнувшим голосом «Веста», до сих пор не принимавшая участия в разговоре.