Яйцо грифона

Солнце осветило горы. Гюнтер Уэйл вскинул руку в приветствии и, когда яркий свет ударил в лицо, сощурился на тот короткий миг, который понадобился щитку-визо-ру его шлема, чтобы поляризоваться.

Уэйл вез топливные стержни в промышленный парк кратера Чаттерджи. Реактор В кратера Чаттерджи за сорок часов перед восходом вошел в критический режим, угробив пятнадцать дистанционников и микроволновое реле и ударной волной повредив все производства парка. К счастью, система предусматривала вероятность аварии. К тому времени, как над хребтом Ретика [2] взошло солнце, новый реактор был собран и готов к подключению.

Гюнтер привычно вел машину, машинально отмечая расстояние от Бутстрэпа по количеству мусора, наваленного вдоль шоссе Моря Паров. Вблизи города обломки механизмов и поврежденных автосборщиков свозили в открытые вакууму склады в надежде на дальнейшую утилизацию. Десятью километрами дальше взорвался герметичный грузовик, и обломки металла разбросало по округе вместе с похожими на гигантских червей ручейками изолирующей пены. С двадцать пятого километра плохо профилированная дорога обозначалась в основном разбитыми фарами и упаковочной тарой на обочинах.

За сороковым километром дорога становилась чистой: прямая ровная полоса в пыли. Не слушая голосов в затылке: дорожной болтовни и автоматических предупреждений службы безопасности движения, которые грузовик ежеминутно скармливал его чипу, Гюнтер развернул на приборной панели топографическую карту.

Примерно здесь.

Он свернул с шоссе Моря Паров и покатил напрямик по нетронутой целине.

–  Вы отклонились от предписанного маршрута, - сообщил грузовик.
– Отклонения от маршрута допускаются только с заверенного разрешения вашего диспетчера.

–  Ну еще бы!
– Голос Гюнтера гулко прозвучал в шлеме - единственный живой звук в гомоне призрачных голосов. Он не герметизировал кабину, но изолирующие слои скафандра заглушали даже рокот машины.
– Мы-то с тобой прекрасно знаем, что пока я более или менее выдерживаю расписание, Бет Гамильтон не волнует, куда меня занесло по дороге.

–  Вы превысили лингвистические способности данной системы.

–  Ничего, не смущайся.

Ловким движением он скрутил провода и вырубил радиоустановку кабины. Голоса в затылке мгновенно смолкли. Теперь Гюнтер был совсем один.

–  Вы обещали, что больше это не повторится.
– Слова, переданные прямо на его трансчип, прозвучали гулко и низко, как глас самого Господа.
– Полиция «Поколения-Пять» требует, чтобы все водители поддерживали постоянную радио…

–  Не хнычь. Тебе не идет.

–  Вы превысили лингвистические способности…

–  Да заткнись ты!

Гюнтер провел пальцем по карте, прослеживая курс, проложенный им прошлой ночью. Тридцать километров по девственным просторам, где не проходил до сих пор ни человек, ни механизм, а потом на север на Марчисонское шоссе. Если повезет, он даже прибудет в Чаттерджи раньше срока.

Гюнтер углублялся в лунную равнину. По обе стороны кабины проплывали скалы. Впереди неприступной стеной высились горы. Если не считать протянувшихся позади отпечатков протекторов, от горизонта до горизонта - никаких следов человеческого присутствия. И полная тишина.

Гюнтер жил ради таких минут. Вступить в нетронутую чистоту пустыни, испытать величие бытия, когда кажется: все, что видишь, - звезды, равнины, кратеры и все остальное - заключено внутри тебя. Городские виды Бутстрэпа таяли, как сон, как далекий остров на мягко волнующейся глади каменного моря. «Никто уже не станет здесь первым, - думал он.- Только я».

В памяти всплыла картинка из детства. Был сочельник, и он с родителями ехал на машине к рождественской мессе. В полном безветрии густо валил снег, дороги Дюссельдорфа скрылись под чистым белым покрывалом. Машину вел отец, а сам он перегнулся через спинку переднего сиденья и зачарованно смотрел на замерший преобразившийся мир. И было совсем тихо.

Он ощутил святое прикосновение одиночества.

Грузовик плыл по переливам серого моря, под слоем пыли мерещились все цвета радуги. Солнце стояло у Гюнтера за плечом, а когда он развернул переднюю ось, объезжая булыжник, тень грузовика повернулась и протянулась в бесконечность. Гюнтер углубился в себя, зачарованный суровой красотой этих мест.

Повинуясь мысли, его ПК вывел на чип музыку. Вселенную наполнила «Stormy Weather».

Гюнтер спускался по длинному, почти неощутимому уклону, когда панель управления сдохла у него под руками. Грузовик отключил питание и остановился.

–  Черт тебя возьми, проклятая колымага!
– рявкнул Гюнтер.
– Что теперь?

–  Местность впереди непроходима.

Гюнтер врезал кулаком по панели, так что карта заплясала. Впереди все было полого и гладко, если эта местность когда-то и проявляла склонность к мятежу, взрыв в районе Моря Дождей укротил ее в незапамятные времена. Трусливая железяка! Гюнтер пинком открыл дверцу и спустился из кабины.

Грузовик застрял перед провалом, который змеился поперек проложенного Гюнтером курса, и больше всего напоминал русло пересохшего ручья. Гюнтер подошел к краю. Пятнадцать метров в ширину и не больше трех в самом глубоком месте. Пролом слишком мелкий, чтобы его отметили на топографической схеме. Гюнтер вернулся в кабину и бесшумно закрыл за собой дверь.

–  Слушай. Склоны не такие уж крутые. Я сто раз проезжал в местечках похуже. Мы просто проберемся потихоньку, осторожненько, идет?

–  Местность впереди непроходима. Прошу вернуться на ранее проложенный маршрут.