Язычник: Там еще есть надежда
Шрифт:
Завидев поселение, четверо передних конных тут же съехали на обочину дорожки и один из них принялся раздавать команды, приподнявшись в седле. До веси его голос не доносился, но по властным жестам руки можно было легко догадаться, что командовать этот вой, который скорее всего был полусотником, не просто умеет, а делает это привычно и несуетливо.
Выползающий из-за поворота отряд, похожий на стальную змею, неукоснительно реагировал на указания руки. Некоторым полусотник указывал на поле рядом с дорогой, и те съезжали с дороги и тут же спешивались, другие
Со стороны леса, словно муравьи, потянулись рубщики, таща за собою «добычу». Да и вообще всё это организованное копошение стало похоже на муравейник, в котором каждый беспрекословно выполнял свою функцию, и от этих организованности и беспрекословности грозно повеяло опасностью.
Почувствовав это ощущение опасности внутри себя, Вечеслав обежал взглядом стоявших у тына мужей. Ощутили ли они? Тронул ли их своим ледяным ветерком страх перед этим слаженным воедино муравейником?
И судя по напряжённым взглядам, тронул.
Молчаливое наблюдание того, как кмети разбивают лагерь, длилось минут десять. Никто не хотел, или не мог ничего сказать, погружённый в свои невесёлые мысли. Наконец, громко хмыкнув, голова сплюнул на землю, и как и Вечеслав до этого, с интересом оглядел стоявших вдоль тына.
— Что лбы нахмурили, славяне? — громко спросил он, и остановил взгляд на Игнате. — Осилим, коли чего?
— Осилим, Кузьма Прокопыч, — улыбнулся Игнат. — Хотя окольчужены они крепко, куда рубить, ума не приложу.
— А по рукам, да по ногам, где открыто. Да и бармица не божья десница, от доброго удара не защитит.
— Не бравадься, Кузьма, — тихо, чтобы не слышали другие, выдохнул волхв — Мимо людей сейчас твоя бравада буде.
Полусотник, отдавая поручения, часто поглядывал в сторону веси, и наконец, неспешно двинул свою чёрную лошадку к ней. По обеим сторонам к нему присоединилось по крепкому вою на таких же чёрной масти лошадях, один из которых поднял на вытянутую руку сулицу [*]с привязанной к наконечнику белой тряпицей.
— Говорить едут, — волхв тронул Кузьму Прокопыча за локоть. — Помни, Кузьма, жизни людские на тебе.
— Да помню, — в первый раз не без злобы отмахнулся от слов старика голова.
Стук двенадцати подков по брёвнам мостка неприятно отдался в ушах сливающимся гулом, вдобавок лошадка одного из воев принялась пританцовывать, словно ей нравилось, как громко звучит дерево под её копытами. Полусотник поднял вверх правую руку, показывая, что идёт без оружия и тройка медленно двинулась в подъём по над тыном, словно давая разглядеть себя притихшим вдоль частокола людям.
А разглядывать было что. В отличии
Не дойдя до ворот пары саженей, полусотник остановил лошадь и холодным взглядом обвёл торчащие из-за тына лица. На его губах едва заметно мелькнула усмешка, но тут же исчезла, и лицо, обрамлёное усами и пышной бородой снова стало каменным. Вой с сулицей, опустил подобие белого флажка и принялся с более явным презрением на лице, оглядывать людей, а второй всё ещё пытался злым шёпотом осадить свою пританцовывающую лощадь.
— Кто голова здесь? — холодно бросил полусотник, опуская руку и беря в неё поводья.
Вопрос на несколько секунд повис в напружиненной тишине без ответа, но наконец, Кузьма Прокопыч, сделав несколько шагов в сторону ворот, и подойдя к тыну вплотную, громко ответил.
— Ну я.
Полусотник остановил взгляд на нём и кивнул.
— Так слушай меня, голова. Секрета в том нету, кто мы и зачем пришли. С Прони видать были гонцы уже? — уголки губ полусотника на секунду дёрнулись вверх. — Ну так, всё одно скажу, абы от меня твои люди слышали. Да и не всё тебе те гонцы донесли. То, что мы кмети княжьи, то ты знаешь поди, и то, что задолжали вы князю, того не должен не знать. Так вот, пришли мы урок вам определить, по ногате с дыму, да по куне с плуга, абы правду восстановить.
— Какая ж в том правда? — перебил Кузьма Прокопыч. — Мы с Владимиром ряда не клали, свободные мы от его власти.
— Не перебивай, голова, — холодно продолжил полусотник, прищурившись. — Ряд испокон существует, ибо земли эти князей Киевских. Так вот, платите, аки установлено, за семь лет сразу, и князь пощаду вам обещает.
— А ты не пугай, полусотник, — не сдержавшись, выпалил голова. — Я и сам полусотником в ополчении два десятка лет проходил.
— Да хоть тысяцким, — полусотник коротко усмехнулся, — Мне то что?
— А то, что не затыкай меня, я ровня тебе, а не челядь. А спрос за лета прошедшие какой может быть? Ежели бы вы изначала пришли, да урок установили, а то явились и сразу за семь лет стребовать хотите. Где тут правда твоя? Да и откуда ж знать мне, что от князя вы, а не разбоем в глухих местах промышляете.
— Вот печать княжья, — полусотник вытащил из торбы, прикреплённой к седлу, берестяной свёрток. — Здесь слово княжье к вам и урок им установленный.
Обождав несколько секунд, видимо решив, что за печатью должен выйти кто из весевых, но поняв, что те опасаются, он бросил бересту через тын. Стоявший рядом с Кузьмою Прокопычем Игнат, ловко поймал свиток, и передал голове.