Язычник
Шрифт:
– А по какому, собственно, поводу праздник?
– Как, вы ничего не знаете? Сегодня ночь Черной Луны, Божественной Дианы. Близится вешнее равноденствие. День и ночь любви. Ах, госпожа Коллонтай! Что была за женщина! Огненная вакханка, амазонка революции! Опьянев от мятежа, она написала интересное пособие по свободному сексу: «Любовь пчел трудовых». Бедняжка забыла, а может быть, будучи барынькой-белоручкой, никогда и не знала, что рабочие пчелки бесполы, зато трутни – прирожденные любовники. Ну, сама-то она была истинной царицей пчел. Ее теория «стакана воды» сегодня актуальна как никогда. Любовь так же проста и невинна, как глоток воды. И эта святая потребность должна удовлетворяться незамедлительно, без комплексов и угрызений.
– Так, по-вашему, любовь, это…
– Никакой
Ароматы и тихая музыка усыпили мою волю. Представив холодный, промозглый вечер и собственное одиночество, я повалился на лежанку, уверяя себя, что я всего лишь беспристрастный исследователь преисподней. Абадор хлопнул в ладоши, как тогда, осенью, в зоопарке, видимо, это был интернациональный жест хозяина жизни. Из струй душистого пара материализовались две изжелта-смуглые девушки-азиатки, похожие, как близняшки. У них были хрупкие, покатые плечи, маленькие изящные груди и широкие, но не тяжелые бедра. Они сняли с меня халат, на плечи и спину пролилось теплое масло, и цепкие руки заскользили по следам моих страданий и бед. Они читали сквозь кожу, изгоняя саму память о боли, несчастьях, о голоде, холоде, лагерных побоях… Они разминали и одновременно ласкали мое тело от пальцев ног до темени. Они быстро нащупали растянутую мышцу и с нежным усердием принялись массировать и вправлять ее.
– Не смущайтесь. Истинное наслаждение лежит по ту сторону добра и зла. Оно там, где сметены все понятия о стыдливости и морали. Лично я делю удовольствия на два вида: те, которые можно достать за деньги, и те, которые нельзя достать даже за деньги. Эти девушки – рабыни, рабыни наслаждения, они колдуньи, влюбленные в ваше тело. Они слепы, но умеют видеть кончиками пальцев. Их лапки чувствуют каждую жилку, каждый бугорок, поэтому их прикосновения так нежны и сладострастны.
Влажные, невесомые тела льнули доверчиво и любовно, словно знали меня тысячу лет. Убедившись, что я покорен и расслаблен, девушки изменили тактику. Движения их стали вкрадчивыми и искушенными. Тонкие, сильные пальцы проникали до боли глубоко, и тут же, словно в испуге, успокаивали, утешали, гладили.
Я все еще пытался освободиться от сладкой пытки, но девушки поняли беспокойство клиента по-своему. Они вспорхнули, как птички, и под руки повели к бассейну, полному розовых лепестков. Они вились и терлись об меня, как весенние, напряженные рыбы трутся животами о камни, бодаются и ластятся в шальном, талом ручье. Упругие струи били со дна бассейна, подбрасывая наши тела. Этот каскад ощущений невозможно пережить на суше; откровенная, рискованная игра пальцев, губ и раскрытых бедер. Я отдался этому потоку, забылся, пока, почти бесчувственный, не оказался на краю бассейна.
Тело подло скулило, оно навсегда запомнило танец-полет и неутолимую боль желания. Я оттолкнул руки «рабынь» и вылез из бассейна.
Я дал себя усыпить и вывернуть исподом, я позволил запустить бесстыжие руки в тайники любви, и узкоглазые демоны еще раз обокрали мою загнанную в угол, изнасилованную душу. Мне хотелось одного: дать по роже своему благодетелю.
– Где хозяин?
Мулаты не понимали. Я развязно похлопал в ладоши. Они сообразили, согласно закивали курчавыми головами. Теплым полотенцем собрали испарину, высушили волосы, накинули на плечи льняную хламиду, обвязали поясом и вывели в низкую, едва приметную дверь. Я шел за ними босой, чувствуя ступнями теплые каменные плиты. Нервы звенели как сотни стеклянных колокольчиков, грозя расколоться вдребезги, а теплый полумрак дышал, как живой. Мои спутники уверенно вели меня по бесконечному тоннелю. Впереди шелестело гулкое эхо, словно мы были в сердце горы. Тихое, торжественное пение становилось все слышнее. Оно катилось навстречу, как морской гул. Мои провожатые растворились во мраке. Я неуверенно двигался на голоса и алые всполохи, прыгающие по стенам.
Сначала я увидел огонь. Потом множество людей в белых одеждах. Они стояли на коленях, разделенные извилистой огненной рекой: на полу горели сотни зажженных свеч. Пламя дрожало от людского дыхания. Нежное пение хора гасило возбуждение. Я огляделся: лица большинства женщин были красивы и свежи. Их волосы и обнаженные руки казались влажными. Мужчины, седые, сановитые, и молодые прыщавые юнцы, по всей видимости, недавно вышли из парной. Огненная река стремилась к возвышению, вроде уступчатой пирамиды. На ее вершине стоял жрец в плаще цвета запекшейся крови. Вскинув руки, он громко и властно заклинал на незнакомом языке. Капюшон плаща был низко надвинут. Слова звучно отдавались под сводами. Это была краткая молитва-призыв. Багровое одеяние внезапно распахнулось на груди, и по черной клубящейся шерсти я скорее угадал, чем узнал Абадора.
Напряженно вслушиваясь, я уловил сначала общий смысл слов, а потом стал понимать все. Так же без перевода понимал мою речь Оэлен, хотя сам он не мог говорить по-русски. Это был один из феноменов шаманского сознания.
– Приди, адская, земная и небесная Диана, Геката, трехликая богиня широких дорог, перекрестков! Ты, что скачешь по небу в повозке запряженной львами ночью с факелом в руке, враг дня! Друг и возлюбленная тьмы. Ты радуешься, когда суки воют и льется теплая кровь, ты бродишь среди призраков и могил, ты удовлетворяешь жажду крови, ты вызываешь страх в смертных душах людей… Демон Бомбо, Горго, Мормо, Геката, Диана в тысяче видов, брось свой милостивый взор на наше жертвоприношение…
Под звучные раскаты эха тело и мозг воспалялись жаждой, темным экстазом, ожиданием невероятной развязки этого напряжения. Голос Абадора гремел, и воздух подземелья наполнился трепетом и движением, словно сюда слетелись тучи невидимых существ. В глазах потемнело, я терял сознание. Тело стало тряпичным и безвольным, словно из него вынули кости. Оэлен говорил, что в этот миг духи-хранители навсегда покидают своего хозяина. Я предал своих хранителей, когда позволил прикасаться к себе смуглым сладострастным демонам, я предал их, когда слушал заклинания Абадора. Они в последний раз напоминали о себе, прежде чем уйти в скитания по Верхней Тундре.
Толпа мужчин и женщин, разделенная огненной рекой, дрогнула, зашевелилась и стремительно потекла, словно ее затягивало в воронку. Я смешался с потной, нетерпеливой толпой. Меня подталкивали и тащили в глубь зала. Впереди слышались крики восторга и глухой человеческий вой. Толпа вынесла меня к подножию высоких ступеней. Люди ползли по ступеням вверх, к вершине пирамиды.
Черная Диана, царица Ночи, ослепительная, сияющая, нагая, восседала на высоком троне. Ее лицо до половины было скрыто черной кошачьей маской. Пурпурный плащ сброшен к босым ногам, стоящим на леопардовой шкуре. Тело дрожало под тонкой золотой сеткой. Блеск золота передавал ее частое дыхание, волнение груди и нервную дрожь широко расставленных коленей.
Людское стадо ползло к ее трону, теснилось на ступенях, с тоскливым мычанием и рыком тыкалось в ее ладони, оступалось и скользило вниз, теряя одежду. Я карабкался по ступеням, лез напролом, чтобы попасть ей на глаза. Сквозь прорези в маске блеснули зрачки – она узнала меня! Жгучая родинка на груди вздрогнула.
Это была она, Денис… Пошатываясь, я поднялся на верхний уступ. Она протянула мне хлеб, смоченный в вине. Я сжал в кулаке эту дьявольскую «гостию», всматриваясь в ее глаза за прорезями маски, но через миг меня оттолкнули и скинули со ступеней. Последним принял хлеб из ее рук Абадор. Повернувшись к толпе спиной, он скинул плащ и прокричал что-то, похожее на короткую команду. Плащи и туники упали на пол, толпа рассыпалась по залу. Мужчины, женщины, юные, почти дети, и сморщенные старики, похожие на колдунов, перемешались и падали вповалку, по-рыбьи хватая воздух ртами. И словно подавая знак началу оргии, ведьма легла на возвышение, напоминающее алтарь, и над ее простертым телом Абадор выводил черной свечой огненные знаки. Я бросился к трону.