Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

Не сразу и не в полном объеме получил наш язык это неожиданное для него богатство. И всегда напряженно сопротивлялся чужому языку, что только шло на пользу ему, ибо позволяло отбирать самое лучшее. Я предлагаю взглянуть на некоторые «схватки» тех времен и на тот результат, который в конечном счете оказался не столь уж плохим.

Первые попытки привить французские выражения в петербургском обществе сделал еще В. К. Тредиа-ковский. Ему не везло. Краснейшее сочинение придумал он для belles lettres. Не пошло, предпочли французское слово беллетристика, а впоследствии стали передавать его словосочетанием художественное произведение. Не красота, а художественность, не сочинение, а произведение — такова окончательная точка зрения, которая сложилась в России в отношении к этому виду творчества. Серьезная работа, важный труд, а не развлекательность сочинения. Так и слово сочинитель в XIX в. под воздействием иноземных

образцов заменилось словом писатель, потому что труд писателя стал социально важным. На французской канве появился русский узор.

Потом дело пошло удачнее, может быть, оттого, что заимствованные понятия и определения стали подаваться в привычных формах родного языка. Слово touchant означает 'трогающий', но все-таки мы получили иную форму определения — трогательный. Не причастие, как во французском языке, а прилагательное, и притом возвышенного стиля, как и подобает свежему словесному образу, только еще входящему в литературный этикет. Но мало было перевести подобным образом французское слово и тем самым дать образец для переводов похожих на него слов. Только в популярном художественном произведении, которое читают если не все, то хотя бы многие, может получить он жизнь. Те «милые черты трогательной чувствительности», которые воспел H. М. Карамзин в своих переводах с французского (и особенно произведений Mme Жанлис для детей), и стали авторитетной меркой всеобщей притягательности этого слова. Русским французское понятие становилось только в образцовом тексте.

Такими же «снимками» с французских понятий стали возвышенные слова, к которым сегодня привыкли все: изящный как отзвук французского слова ?l?gant (потом и элегантный), блистательный как тень французского слова brilliant (потом и блестящий), обожать как жалкое подобие французского слова idol?trer и т. д.

Но уже низверглись на русскую речь водопады выражений, прежде невиданных, странных, слишком экспрессивных и, на русский вкус, слишком откровенных: Боже мой!; Мой ангел!; Черт возьми!; О небо!; Пустяки!; Безделица!; Галиматья!; Шутишь!; Славно!; Отцепись!; Бесподобно!; влачит жалкое существование; питает надежду; нужно набраться терпения; он далек от этого; он накинулся на...: в нем найдешь то, что...; пахнет стариной; он начитан; выкинь вздор из головы; Шутки прочь!; он играет роль; я отвязался от него... Эти выражения вызывают недоумение или раздражение. Ведь именно так говорят бездельники-щеголи, люди пустые, несерьезные. Над такими выражениями издеваются сатирические журналы Петербурга и защитники старинной речи.

После Пушкина уже мало кто стеснялся использовать галлицизмы в обиходной речи, и особенно на письме. Из петербургских романов и повестей начиная с 40-х годов XIX в. подобные выражения потекли широким потоком. И на этот раз защитником «чистой русской речи» стал журнал «Москвитянин». Вот несколько выражений «с французского», которые не понравились тогда строгому критику из этого журнала (судите сами, годятся они нам сегодня или нет): сделаем (принесем) извинение; сделал блестящую карьеру (партию); дал себе труд; это обходится много дешевле; он совершенно потерял голову; наберемся терпения и мы; сострадательны к ближним как никто; носит характер неопределенности; он интриговал (критик предлагал заменить русским словом: он завлекал); это имело роковое значение... Осуждению подверглись и целые обороты, готовые формулы-фразы вроде: Это было первый раз, что...; Он никогда не был так здоров; Ты немедленно оставишь этот дом; Поговорим ли мы, наконец, серьезно? Даже совершенно невинные в наше время обороты вроде Он превосходил в искусстве самого себя, введенные еще H. М. Карамзиным, вызывали сомнения в их гармоничности, не говоря уже о таких «корявостях», как Если у нас чего и нет, это единственно по той причине, что... Затем в постоянном употреблении за полтора столетия фраза «обкаталась» и приняла русскую форму: Если у нас чего и нет, то это по причине...

Последовательное, но неуклонное накопление подобных оборотов русской речью продолжалось и впоследствии, и всегда на первых порах обороты эти не одобрялись. Филолог Я. К. Грот грустно заметил в 1871 г.: «Но свобода заимствований должна иметь свои разумные пределы, особенно должна она ограничиваться уважением к духу родного языка... В последние десятилетия, начиная с 40-х годов, — по мере того, как русское общество научилось придавать вещам более цены, чем именам, — у нас стали слишком пренебрегать чистотою языка и слишком мало стесняться в употреблении иностранных слов и оборотов. Таким образом в печати появилось множество выражений, искусственно привитых к русскому языку, например, рассчитывать на кого или на что, делать кого несчастным, иметь жестокость, предшествовать кому, предпослать что чему, пройти молчанием, разделять чьи-либо мысли или чувства, прежде нежели сказать, слишком умен, чтобы не понять, иметь что возразить, иметь что-нибудь против. В ближайшее к нам время к этим оборотам присоединилось еще много других, например, считаться с чем (tenir compte de quelquecho-se), человек такого закала {un homme de cette trempe), раз он взялся — непременно сделает (une fols qu'il s'en est charge) и проч.». Но на жалобы академика Грота не обратили внимания... Более того, первый том академического словаря, который вышел под его редакцией в 1895 г., содержит множество подобных выражений, тщательно выписанных из журнальных статей и классических романов.

Что же случилось в конце концов со всеми подобными выражениями? Они бесследно исчезли? Да нет, остались, хотя и упростились в обиходе. Правда, мы говорим не пройти, а обойти молчанием, не прежде нежели, а прежде чем (сказать) и т.д. И только-то! Никаких потрясений основ русского языка не произошло. Напротив, новые словосочетания постарались к ним приспособиться, притереться — и стали русскими: принять решение; принять участие; принять меры; быть в числе (их); со временем; от всего сердца и т.п.

До конца XIX в. необычные сочетания слов постоянно пополняют русский язык, и защитники чистоты русской речи бракуют все новые и новые кальки с французского, которые входили в наш обиход уже через язык газеты: показывали (делали) вид; придавать чему-то цену; отделались испугом; имеет место; сделан начальником. Скажем, оставить город (пост, службу, местожительство — словом, все, что можно покинуть, уехав) тоже галлицизм, а мы пользуемся им как совершенно русским выражением.

Не будем уж говорить о французских словах, которые вошли в нашу речь на правах русских слов. Например, сальный мы неосознанно связываем с нашим сало, хотя в действительности это французское слово sale 'грязный'. Существуют десятки слов, казалось бы, русских по форме, но на самом деле — французских: упоение, упоительный, упоенный (enivrement, enivrant, enivr?) и др. Когда мы говорим о животрепещущем вопросе, фактически каждый раз «переводим» французское слово palpitant. Такие «переводы» сделаны, собственно говоря, не на русский язык. Упоение, животрепещущий и им подобные слова — славянизмы высокой книжной речи, иногда даже искусственно сочиненные. Это не случайно. Некая возвышенность перечисленных слов и выражений легко ощущалась всеми, кто употреблял их в речи. Еще и сейчас мы понимаем это, несмотря на привычность таких выражений.

Разумеется, современники, знавшие французский язык, всегда чувствовали галлицизмы и по возможности приспосабливали их для нужд русского языка, И в отношении формы, и в отношении заветного смысл а идиомы. Особенно часто это приходилось делать писателям. «Надеюсь, — пишет И. С. Тургенев А. А. Фету, — что вы весело пожили в Москве и „люблю думать", как говорят французы, что вы не слишком нанюхались катковского прелого духа». Или так: «По-французски „есть хлеб" значит вовсе не то, что у нас,— сообщает П. Д. Боборыкин, приведя слова Э. Золя „Я целых десять лет ел хлеб!" — По-нашему это—• быть обеспеченным и даже благоденствовать; а француз употребляет это в смысле жизни, если и не впроголодь, то очень великопостной, на одном хлебе». Подобные соотношения между идиомами двух языков нередки, но не они определяли значение французского языка для русского. Заимствовались важные понятия, выраженные известными терминами.

Попытки продолжить накопление галлицизмов в XX в. успеха уже не имели. Надобность в подобных заимствованиях отпала. Получив толчок извне, русская речь уже и сама решительно и свободно стала образовывать собственные — разговорные — обороты речи. В большом количестве и не всегда, конечно, удачно, однако все же свои.

«...Приятель мой был un homme tout rond, человек совершенно круглый, как говорят французы, homo quadratus, человек четвероугольный, по выражению латинскому — по-нашему очень хороший человек»,— пишет А. С. Пушкин. Национальный образ, воплощенный в идиоме, не доступен переводу, да он и не нужен. На мои глаза — в XIX в. обычный галлицизм, затем выражение русифицировалось в соответствии с русской речевой традицией: на мой взгляд. Для процесса познания не сами по себе глаза важны, а исполняемая ими функция.

Однако даже в литературных образцах возникали досадные искажения русской речи в угоду привычной конструкции французского языка. «Перевести» ее на «язык родных осин» не всегда удавалось. «Всем известно,— писал И. С. Тургенев, — что г. Булгарин стоит на страже русского языка, которого чистота для него всего дороже. Это видно и из... статьи, где, между прочим, найдете такую фразу: ,,В одном конце залы, по правую сторону, выходя из столовой, стоял стол" v. проч. Многим могло бы показаться странным, каким образом стол выходил из столовой, да еще в то же время и стоял...»

Поделиться:
Популярные книги

Измена. Свадьба дракона

Белова Екатерина
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
эро литература
5.00
рейтинг книги
Измена. Свадьба дракона

Без шансов

Семенов Павел
2. Пробуждение Системы
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
постапокалипсис
5.00
рейтинг книги
Без шансов

Совок

Агарев Вадим
1. Совок
Фантастика:
фэнтези
детективная фантастика
попаданцы
8.13
рейтинг книги
Совок

Восьмое правило дворянина

Герда Александр
8. Истинный дворянин
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Восьмое правило дворянина

Ну, здравствуй, перестройка!

Иванов Дмитрий
4. Девяностые
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
6.83
рейтинг книги
Ну, здравствуй, перестройка!

Идеальный мир для Лекаря 7

Сапфир Олег
7. Лекарь
Фантастика:
юмористическая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 7

Эфемер

Прокофьев Роман Юрьевич
7. Стеллар
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
7.23
рейтинг книги
Эфемер

Разбуди меня

Рам Янка
7. Серьёзные мальчики в форме
Любовные романы:
современные любовные романы
остросюжетные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Разбуди меня

Без Чести

Щукин Иван
4. Жизни Архимага
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Без Чести

Неудержимый. Книга XIV

Боярский Андрей
14. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга XIV

Его темная целительница

Крааш Кира
2. Любовь среди туманов
Фантастика:
фэнтези
5.75
рейтинг книги
Его темная целительница

Его наследник

Безрукова Елена
1. Наследники Сильных
Любовные романы:
современные любовные романы
эро литература
5.87
рейтинг книги
Его наследник

Комбинация

Ланцов Михаил Алексеевич
2. Сын Петра
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Комбинация

Неудержимый. Книга XVII

Боярский Андрей
17. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга XVII