Языки Пао
Шрифт:
– Естественно, я благодарен, – сказал Беран неохотно. – Но почему эти работы держали от меня в секрете?
Палафокс поднял руку и заговорил успокаивающим тоном:
– От тебя ничего не хотели утаить. Это лишь один проект из множества. Молодые юноши и девушки с жаром бросаются разрешать все проблемы, создавать то, чего недостает на Пао. Каждый день они предпринимают что-нибудь новое.
Беран скептически проворчал:
– Как можно скорее все эти изолированные группировки должны влиться в общую массу населения!
Палафокс запротестовал:
– Я считаю, что время –
Беран не ответил. Палафокс сделал знак молча наблюдавшей за ними группе текникантов. Они подошли ближе, были представлены и слегка удивлены, когда Беран заговорил с ними на их языке. Потом Панарха проводили внутрь корабля. Интерьер лишь усилил первоначальное впечатление
– грубая работа, но высокая степень эксплуатационной надежности. И когда Беран возвратился в Великий Дворец, его терзали новые сомнения. Может ли это быть: Бустамонте был прав, а он, Беран, ошибался?
16
Пролетел год. Опытный образец космического корабля текникантов был испытан и введен в эксплуатацию в качестве тренировочного. По прошению координационного совета текникантов началось форсирование крупномасштабной программы по строительству космического флота.
Активность валиантов все возрастала. Много раз решал Беран резко сократить количество лагерей – и всякий раз лицо Эбана Бузбека появлялось перед его внутренним взором, и вся решительность улетучивалась.
Этот год был годом процветания Пао. Никогда прежде люди не жили так хорошо. Гражданские службы держались как бы в тени, чиновники были честны, налоги были необременительными, исчезла всякая тень страха и подозрительности, столь свойственных времени правления Бустамонте. В народе витало чувство совершенно непаонитского довольства жизнью.
Новоязычные поселения, словно опухоль, не доброкачественная, но и не злокачественная, не были забыты – но их терпеливо переносили как нечто неизбежное. Беран не нанес визита в Институт Когитантов в Поне – тем не менее, он знал, что институт очень расширяется, что поднимаются новые здания, возводятся новые общежития, лаборатории, мастерские, что количество учащихся растет день ото дня – за счет брейкнесских юношей, которые все без исключения походили на Палафокса, и за счет других, гораздо моложе, вышедших из детских садов при Институте – детей Палафокса и детей его детей…
Прошел еще год, и из космоса вновь спустился размалеванный корвет Эбана Бузбека. Как и прежде, он проигнорировал сигнал на посадочной площадке и опустился на площадку крыши Великого Дворца.
Как и прежде Эбан Бузбек со своей чванливой и разряженной свитой промаршировал в огромный зал, куда и потребовал Берана. Последовала десятиминутная пауза, в течение которой воины нетерпеливо переминались с ноги на ногу, бряцая оружием.
Беран вошел в зал и остановился, оглядывая воинов клана, повернувших к нему свои холодные лица. Беран выступил вперед. Он и не думал изображать приветливость:
– Зачем вы пожаловали на Пао на этот раз?
Как и прежде, его слова перевели на язык Батмарша.
– До нас дошли неприятные вести, – сказал Эбан Бузбек, вытягивая ноги. – Наши союзники и поставщики, промышленники Меркантиля, доложили нам, что вы недавно послали в космос флот грузовых кораблей, что вы совершаете торговые и бартерные сделки, результатом чего является огромное количество технического оборудования, которое вы доставляете на Пао. – Воины Батмарша встали за спиной Берана, возвышаясь над его креслом.
Панарх взглянул через плечо, затем снова повернулся к Эбану Бузбеку.
– Я не понимаю вашего волнения. Почему мы не имеем права торговать, где и с кем пожелаем?
– Достаточно того, что это противоречит желанию Эбана Бузбека, вашего Сеньора.
Беран заговорил примирительным голосом:
– Но вы должны помнить, что Пао – густонаселенный мир. Мы имеем естественные стремления…
Эбан Бузбек качнулся вперед – его рука ударила Берана по щеке. Беран откинулся на спинку кресла – ошеломленный, с белым лицом, на котором алел след удара. Это был первый удар, который он получил в жизни, его первое столкновение с насилием. Эффект был поразительным – вначале шок, а затем словно открылась дверь в какую-то забытую потайную комнату… Он почти не слышал голоса Эбана Бузбека:
– …о любых ваших стремлениях прежде всего вы обязаны доложить клану Брумбо!
– Немного нужно, чтобы убедить этих! – раздался голос одного из воинов свиты.
Глаза Берана вновь сосредоточились на широком красном лице Эбана Бузбека. Он выпрямился в кресле:
– Я рад, что ты здесь, Эбан Бузбек. Лучше нам поговорить с глазу на глаз. Пришло время – Пао больше не будет платить вам дань!
Рот Эбана Бузбека открылся, потом скривился в гримасу комического удивления. Беран продолжал:
– Более того, наши корабли будут продолжать рейсы к другим мирам. Я надеюсь, вы примете это без злобы и вернетесь домой с миром в сердце.
Эбан Бузбек пружинисто подскочил:
– Я вернусь с твоими ушами, чтобы вывесить их на стене в нашем Оружейном Зале!
Беран встал, отвернулся от воинов – те с усмешкой поддались вперед. Эбан Бузбек выхватил лезвие из ножен у пояса:
– Сюда негодяя!
Беран поднял руку, подавая сигнал. Все двери распахнулись: в них показались взводы мамаронов с глазами, словно прорези маски. В руках они держали алебарды с изогнутыми лезвиями в ярд длиной, с огненными серпами на концах.
– Что сделать с этими шакалами? – прорычал сержант.
– Утопить! В океан! – приказал Беран.
Эбан Бузбек потребовал перевода. Услыхав его, он заговорил, брызгая слюной:
– Это безрассудство! Пао будет разорен! Мои рыцари не оставят в Эйльянре ни единой живой души! Мы усеем ваши поля костями и пеплом!
– Тогда вы сейчас отправитесь домой с миром и не будете нас больше беспокоить. Делайте выбор. Мир – или смерть.
Эбан Бузбек огляделся: его воины сгрудились, оценивая своих черных противников. Бузбек решительно спрятал меч в ножны. Меч щелкнул. Он что-то сказал своим людям.