Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
Найти в Сети плац московского землячества оказалось делом нескольких секунд. Парадная страница, украшенная двумя орлами, живо напомнила Фридриху вывеску булочной на Тверской; как видно, райнаусштатунгер плаца пришел в свое время к тому же выводу, что и господин Розанов. Увы, в разделе "Контакты" никого похожего на Марту обнаружить не удалось; аусштатунгером или райнмайстером плаца она также не была. Что, впрочем, было неудивительно, учитывая ее юный возраст и оппозиционные убеждения; в качестве лица фольксдойчей Москвы выступали куда более солидные господа. Хуже было то, что, вопреки надеждам Фридриха, на плаце не оказалось ничего вроде общей адресной книги членов землячества. Правда, одна из ссылок вела на каталог ресурсов московских фольков. Несмотря на внушительную численность самого землячества, каталог был пока что невелик: бурное развитие Сети в России началось недавно, хотя и опережало американское, где своими плацами (скунсы, не желавшие признавать ничего дойчского, именовали их "сайтами") успели
Без особой надежды Фридрих запустил поиск: вполне вероятно, что у московской студентки есть свой аншрифт электронной почты - не домашний, так институтский, но едва ли она успела завести собственный плац. Правда, судя по мельком виденному Власовым конспекту, училась она все же по какой-то технической специальности...
Поиск выдал шесть персональных штелок, принадлежавших различным Мартам. К радости Фридриха, пройдя по пятой из ссылок, он увидел знакомое лицо. Марта Шварценеггер, 1972 года рождения; с фотографии, впрочем, улыбалась совсем юная девушка, едва ли старше шестнадцати. Быстро просмотрев прочую информацию на штелке - ее оказалось совсем немного, это была типичная домашняя страничка подростка, впервые попавшего в Сеть и жаждущего заявить о себе, несмотря на то, что сказать ему, по сути, нечего - Фридрих понял, что штелка не обновлялась уже несколько лет. Интересно, что сделана она была в те времена, когда первые плацы только появлялись, а REIN для многих в России оставалась дорогой и недоступной экзотикой. Ну конечно - богатый и влиятельный папа обеспечил дочке новомодную игрушку... тогда, как видно, отношения между ними были лучше. Фридрих задержал взгляд на семейной фотографии. Отец девушки был снят в штатском, и все же, глядя на квадратную челюсть херра Шварценеггера, Фридрих подумал, что отчасти понимает Марту. Такое лицо идеально годится, чтобы посылать солдат в атаку под шквальным огнем или допрашивать пленного, но не чтобы говорить по душам с родной дочерью. Зато военная карьера Шварценеггера, очевидно, складывалась блестяще: на фото он выглядел лет на сорок, значит, теперь ему, самое большее, сорок пять... меж тем из общения с Мартой Фридрих вынес твердое убеждение, что ее отец если не генерал, то уж наверняка оберст, возглавляющий какое-нибудь весьма специфическое подразделение. Перед которым многие генералы стоят навытяжку. Представить это лицо улыбающимся было вообще сложно. Попади оно в американские газеты, его наверняка сопроводили бы подписью типа "звериный оскал нацизма".
Никакой крамолы на штелке, конечно, не было - даже если Марта и имела в те годы внятные политические убеждения (что вряд ли), она бы наверняка не решилась вывешивать в сети ничего неблагонадежного, тем более за папин счет. В отличие от западного "интернета", REIN исключает возможность анонимного доступа, и всякий ее пользователь отвечает за размещаемые им материалы. Фридрих не сомневался, что основанный на анонимных протоколах "интернет" превратится в помойку очень быстро, как только вслед за официальными организациями его освоят частные лица. Он подумал об удивительной точности названий обеих сетей: слово rein, совпадающее с аббревиатурой Единой Информационной Сети Райхсраума, означает "чистый, безопасный, аккуратный, правдивый, добросовестный, квалифицированный". В то время как сами американцы уже сейчас именуют свою cеть "всемирной паутиной" - вот уж воистину, даже имперская пропаганда не придумала бы термина лучше.
Зато самое важное на штелке Марты имелось - крупная строчка "Пишите мне!" и изображение конвертика, щелкнув по которому, Фридрих загрузил в почтовую программу аншрифт электронной почты. Не было, конечно, никакой гарантии, что он все еще актуален, но вдруг... Власов на минуту задумался над формулировками, немного поколебался в выборе языка и остановился все-таки на русском.
"Здравствуйте, Марта. Мне показалось, что мы сегодня не договорили. Не скрою, есть и более серьезная причина, заставившая меня найти ваш аншрифт в REIN. Помните, во время нашей первой встречи в троллейбусе вы предлагали, в случае чего, обращаться к вам за помощью? (О это удобное "вам", могущее означать и "вам, фолькам", и "вам лично"! Правда, в русском во втором случае рекомендовалось писать "Вам" с большой буквы, но Фридрих знал, что правило это нестрогое и сохраняется лишь в официальной переписке). Мне действительно понадобилась помощь. Подробности объясню при личной встрече. Мы могли бы встретиться завтра, 9.02? Это не займет много времени и не свяжет вас лишними обязательствами. Фридрих".
Пожалуй, это заинтригует ее, но не испугает. Власов нажал "Отправить". Несколько минут подождал, не придет ли отлуп от почтового береха. Нет, отлупа не было - значит, такой аншрифт все еще существовал. Вопрос лишь в том, как часто Марта его проверяет, и проверяет ли вообще. Что ж, даже если она не откликнется, он, по крайней мере, теперь знает ее фамилию и, возможно, сможет узнать телефон и без помощи Никонова.
Майор приехал и в самом деле быстро. Вид у него был взбудораженный. Фридриху бросилось в глаза, что вместо серого мундира на нём был роскошный белый костюм, а галстук был заколот золотой булавкой с жемчужиной. Верхней одежды на нём не было (или он оставил её в машине), на плечах таяли снежинки. Похоже, звонок Власова застал его на каком-то торжественном мероприятии.
С праздничным нарядом контрастировал чёрный чемоданчик казённого вида, который Никонов нёс с собой.
– Был на свадьбе, - подтвердил его догадку майор.
– Друг женится... Я немного выпил, - слегка извиняющимся голосом сказал он, - но это неважно. Где трубка?
Власов показал на стол, где лежал разбитый "Бош".
Майор открыл чемонанчик, в котором оказался набор инструментов. Приглядевшись, Фридрих понял, что это оперативная мини-лаборатория. Похоже, расторопный Никонов успел послать кого-то за специальным оборудованием. Власов вздохнул: похоже, вокруг "точки C" возникла какая-то нехорошая суета.
Никонов сперва осмотрел корпус трубки через сильную лупу, затем достал короткий проводок с двумя разъёмами на концах и переписал звонки на портативный накопитель. Несколько раз прослушал их через встроенный динамик привода накопителя, после чего осторожно уложил трубку в пластиковый контейнер.
– Очень хорошо, - заключил он, убирая всё в чемоданчик.
– Сегодня же отдам ребятам в лаборатории. Снимем пальчики, пробьём схему... найдём.
– Держите меня в курсе дела, - напомнил Власов.
– Завтра я позвоню...
– Разумеется, - охотно согласился майор.
– Вся информация по этому вопросу будет вам предоставляться по мере её получения. В конце концов, вам удалось дважды выйти на Спаде. Похоже, у вас лёгкая рука, - последнюю фразу он, впрочем, произнёс с лёгким сомнением в голосе.
– Похоже, - сказал Фридрих, подумав, - Спаде как-то связан с тем, чем я занимаюсь. Вы просто не подходили к нему с этой стороны...
– Политика? Исключено, - решительно заявил Никонов.
– Этот тип интересуется только деньгами... Хотя... Если в политике вдруг появятся деньги... Но это всё предположения. Кажется, вы что-то хотели у меня выяснить?
– Убийство, - напомнил Власов.
– Сегодняшее убийство.
– Ах да, Носик... Что вас интересует?
– Для начала - биографические данные.
– В принципе, все это можно найти в открытых источниках... Носик, он же Аркадий Борисов...
– Борисов - псевдоним?
– уточнил для проформы Власов.
– Нет, настоящая фамилия.
– Любопытно. Обычно юде скрывают свое происхождение за русскими фамилиями, а тут что же - наоборот?
– Нет, он действительно юде, и действительно Борисов. В России встречаются и не такие сочетания... Хотя полагаю, русская фамилия не раз помогала ему в начале карьеры. Окончил филфак МГУ, в конце пятидесятых - начале шестидесятых даже преподавал... уже тогда был идейным врагом национал-социализма, причем не ратовал за легальные методы борьбы. Собственно, легальных методов борьбы в те годы просто не существовало... Сколотил кружок из числа своих студентов, один из которых, естественно, его и сдал. Зато другой успел предупредить. Борисов бежал, был объявлен во всероссийский розыск, но безуспешно. В конце концов, думаю, не без помощи знаменитой юдской солидарности, объявился за границей. Нидерланды, США, Латинская Америка... ну, вы знаете. Много за ним в те годы делов числилось, по большей части, правда, недоказанных, посему запросы на выдачу оставались без результата... ну, нам-то он не так чтобы и нужен был, у нас и дома дел хватало. Мало ли кого он там на другом конце света взрывает... А вот другие им очень даже интересовались. Так, что очень ему сделалось жарко от этого интереса, - Фридрих понял, что под словом "другие" скрывается не только Управление, и Никонов не замедлил подтвердить его догадку: - В конце концов его любовница вдруг прониклась идеей о жизни на исторической родине. Хватит, мол, бегать по всему миру, настоящие иехудим должны жить на земле обетованной и все такое. Ну и он купился, как пацаненок. Приехал в Израиль, под чужим, конечно, именем - хе!
– тут-то его и взяли военные. Светило ему поначалу пожизненное, потом, учитывая, что воевал он в основном все же против дойчей, скостили до двадцати... а потом вдруг выпустили через шесть лет. За примерное поведение.
Никонов даже не стал скрывать издевку, но Власов, разумеется, и без того понял, о каком "примерном поведении" речь. Когда террориста, за которым АМАН охотился по всему миру, выпускают на свободу, это может означать только одно: он сдал еще более крупную фигуру. Возможно даже не одну. И, конечно же, понимал это не только Власов.
Непонятно вообще, на что рассчитывал господин Борисов-Носик. Даже странно, что до него добрались только сейчас.
– После освобождения в восемьдесят третьем он был депортирован из Израиля, - продолжал Никонов.
– Вернулся в Россию.
– (И это понятно, мысленно кивнул Фридрих. В любой из стран "свободного мира" добраться до него было бы проще. Не говоря уже о том, что после Фолшпиля эти страны обычно не горели желанием привечать у себя визенталевцев. Интереснее другое: зачем его впустила Россия? Да еще и зачла израильскую отсидку, очевидно - не стала поднимать прежние дела. В качестве живца, в ожидании гостей? Ну и где были эти рыболовы сегодня вечером?) - В первое время сидел тише воды, ниже травы. Потом понемногу оклемался и осмелел. Начал заводить дружбу с диссидентами, статейки пописывать... Но теперь уже, конечно, ни о каком терроре и не заикался. Исключительно "мирные демократические методы"...