Юбер аллес (бета-версия)

Нестеренко Юрий Леонидович

Власов прикинул ситуацию. Скорее всего, решил он, старухе просто надоело держать у себя в доме чужое семейство. Кстати, следовало бы выяснить, из каких соображений она вообще согласилась вселить к себе фрау и её буйное чадо... Впрочем, это как раз понятно: ей заплатили. В таком случае, почему ей перестали платить? Фрау Галле перестала быть желанным гостем в либеральных кругах? Или что-то другое? В таком случае - что?

По дороге Фридриху не повезло: он превысил скорость, и тут же откуда-то сбоку по борту машины мазнуло светом: это был передвижной доповский пост. Его, однако, даже

не попытались остановить - только мигнули вслед фарами, мол - видели. Фридрих из этого сделал вывод, что пресловутый список номеров с "особым отношением" и в самом деле удобная штука. Правда, штраф платить всё же придётся. Но не ему лично, а Управлению... Власов с трудом подавил в себе желание вдавить педаль газа в пол и полететь по московским улочкам. Потом поймал себя на мысли, что в Берлине подобная идея не могла бы прийти ему в голову в принципе. Может быть, дело в московской атмосфере, исподволь провоцирующей нелюбовь к порядку и законосообразности? Ерунда, - решил Власов, - это он сам распустился.

Когда он подъехал к уже знакомому дому на Бутырском Валу, его ждал неприятный сюрприз: проезд во двор перегораживала загородка с надписью "Проезд воспрещён. Ведутся ремонтные работы". Пришлось оставить машину и топать через тёмный двор по едва заметной тропинке, занесённой снегом.

Консьержка, судя по всему, дрыхла на рабочем месте: во всяком случае, Власову пришлось трижды нажимать на кнопку вызова, прежде чем услышал её заспанный голос. Тем не менее, дверь она открыла, и через несколько минут Фридрих уже стоял у дверей квартиры 23, оглашая внутренности квартиры сумасшедшей трелью звонка.

Открыла Франциска. Вид у неё был ужасный: опухшее лицо, синяки под глазами, красные глаза. Судя по всему, она плакала.

– Власов, спасите меня, - жарко зашептала она ему в ухо, пока он раздевался, - Микки ночью устроил мне истерику, он не хочет уезжать... уговорите Берту... предложите ей денег, может быть, дело в этом... у меня очень сложное положение... сделайте что-нибудь...

– Где Микки?
– на всякий случай поинтересовался Власов.

– В дальней комнате. Кажется, я его всё-таки уложила. Он не хотел ложиться спать. Говорит, что очень много спит. Он не понимает, что это всё для его же пользы!

Старуху Власов обнаружил в "обеденной". Она то ли завтракала, то ли разминалась перед обедом: перед ней стоял кофейник и чашечки. Чашечек было две.

– Здрасьте вам, Власов, - не поднимая головы, сказала старуха.
– Пейте кофе.

Власов сел и взял чашечку, дожидаясь, пока Берта Соломоновна соизволит поднять глаза.

– Если вы насчёт поговорить за вашу женщину...
– начала старая Берта.

Власов разозлился.

– Она не моя женщина, - сказал он, глядя в лицо старухе.
– В том смысле, который обычно вкладывают в эти слова.

– Таки не ваша?
– прищурилась старуха.
– Вы же видный из себя мужчина. Или она всё кобенится? Таки вы делаете из неё много чести...

– Вы хотите поговорить о том, с кем я сплю?
– Фридрих взял себя в руки.
– Так вот, чтобы больше не касаться этой темы: я сплю один. Это избавляет от множества проблем.

Старуха молча пожевала губами, как будто хотела что-то сказать, но передумала.

– Мне всё равно, - в конце концов сказала она.
– Я больше не могу держать её у себя.

– Почему вы вообще согласились вселить к себе фрау Галле, да ещё с ребёнком?
– поинтересовался Власов, невольно понижая голос до шёпота.

– То были мои парносы, - неохотно сказал старуха.

Власов догадался, что имеется в виду что-то вроде заработка или дохода. Скорее всего, за гостеприимство заплатили либералы, - решил он.

– Теперь мне больше не стали платить. И я больше не хочу этих людей у себя в доме, - закончила Берта.

– Почему вы сказали, что вам кто-то угрожает?
– поинтересовался Фридрих.

– То моё дело, что я сказала и чего я не сказала, - равнодушно ответила старуха.
– Пейте свой кофе, он простынет.

Власов сделал глоток.

– Вы хотите, чтобы я заплатил за постой фрау и её ребёнка?

– Нет. Если эти алтэ какерим перестали давать деньги про эту бабу, я таки думаю, она имеет на себя неприятности. У меня с того могут быть макес. Я так не хочу себе новых макес, как невеста не хотит себе прыщей на голове. Заберите свою женщину и хватит на этом.

– Но неприятности у вас будут, - перешёл в наступление Власов, начинающий понимать, в чём дело.
– Вы хоть знаете, что сейчас происходит в Москве? В ваших кругах?

– Я пью свой кофе и не знаю про какие круги-шмуги, - попыталась было отбрехаться старуха, но Фридрих её перебил:

– Вы знаете, о чём я говорю. Кое-что случилось.

– Кое-кто умер, - старуха сказала это очень тихо.

– Кое-кого убили. Вы знали Борисова?
– Власов чуть подался вперёд.

– Зачем я буду рассказывать вам за свою жизнь?
– старуха посмотрела ему в лицо.

– Затем, - Фридрих решил не церемониться, - что я знаю, кто его убил. Это очень неприятный человек. И вам - лично - грозят очень большие неприятности.

– Кто такой неприятный человек?
– старуха подняла бровь.

– Один старый юде, - улыбнулся Власов.
– Очень опасный старый юде. Которого здесь не должно было быть, но он здесь. Зайн.

Старуха опустила глаза и замолчала. Фридриху казалось, что он слышит, как в её голове что-то шуршит и перемалывается.

Наконец, она снова посмотрела на Власова.

– Таки не врёте старой Берте?
– почти с надеждой спросила она.

Власов промолчал.

Берта Соломоновна посмотрела на чашечку с остатками кофе. Потом внезапно схватила её и швырнула в стену. Брызнули осколки. На стене осталось мокрое бурое пятно.

– Аф алэ соним гезогт!
– каркнула старуха и забормотала что-то неразборчивое.

Фридрих чуть отодвинулся. Он начал понимать, какого нрава была эта женщина в молодости.

Впрочем, Берта быстро успокоилась - и, судя по всему, приняла какое-то важное решение.

– Дайте мне капельку время, Власов, - заявила она.
– Я вас свяжу с одними людьми, вам это интересно. Это быстро. Эти люди таки очень хорошо решают вопросы.

– Фрау Галле и её ребёнок останутся у вас?
– спросил Власов.