Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
Фридриха все больше раздражала вся эта цветистая чепуха. В конце концов, его, очевидно, позвали сюда не для разговоров о боге и предначертании. Разумеется, за словами об исходящей с двух сторон опасности и раздоре могли скрываться вполне конкретные намеки на ничуть не мистические обстоятельства. Но, в конце концов, он и без странной китаянки знал и о борьбе партийных фракций, и о трениях между членами Райхсраума, и о внешних угрозах... И предпочел бы получить более конкретную информацию.
– Знаете что, - решительно перебил он, почему-то догадываясь, что китаянка
– Знаменитая дойчская прямота, - улыбнулась девушка, и улыбка эта была куда более жесткой, чем можно ожидать от служительницы китайского чайного клуба.
– Хорошо. Я израильский офицер. Меня зовут Эстер Шляйм.
Власов, наконец, сообразил, что за акцент звучит в её речи.
– Шляйм, да, - продолжала она.
– По-русски будет "слизь". Мне нравится, как это звучит по-русски, это выразительнее. Потешная фамилия, правда? Когда-то ваш император, Иосиф...
– Император Остеррайха, - машинально поправил девушку Фридрих.
– Тогда это была ещё не Германия.
Женщина впервые посмотрела ему в лицо, и Власов увидел, что разрез глаз у неё не совсем не азиатский, а сами глаза - карие, с поволокой. Лицо оказалось тоже не девичьим: Власов понял, что женщина намного старше, чем ему показалось сначала.
– Император Остеррайха, - продолжила та после крохотной паузы, - приказал дать всем юде, проживающим на его землях, фамилии. Этим занимались специальные комиссии. Комиссии брали взятки, и если деньги были хорошие, то юде получал хорошую фамилию. А если денег было мало или совсем не было, фамилию давали смешную. Или оскорбительную. Это было всего лишь вымогательство. Но фамилии с тех пор остались. Когда моего отца завербовали визенталевцы, они с ним подробно поговорили и об этом тоже. Они хорошие психологи, - последние слова она произнесла с нескрываемой ненавистью.
– Вот только они ему не сказали, что, по их мнению, его дочь не юде, а шикса. Этого они ему решили не говорить. Очень тактично, не правда ли?
– Простите, - решился Власов, - но по вас не скажешь, что вы юде.
Эстер оскалила зубки. Фридрих заметил, как во рту собеседницы блеснула старомодная металлическая пломба.
– Я знаю, да. Китайцы сразу видят, что я нечистокровная, но для остальных я схожу за китайскую куколку. Моя мать была родом из Гуаньчжоу... Я говорю вам всё это затем, - оборвала себя она, - чтобы вы понимали: у меня есть личные счёты к визенталевцам. Я ненавижу этих скотов. Поэтому я делаю то, что я делаю.
Фридрих понял. Израильское расовое законодательство, скопированное с дойчских Нюрнбергских законов и Уложения о расовой чистоте от 1943 года, исходило из того, что любой потомок отца-юде или матери-юде признаётся юде. Визенталевцы же исходили из каких-то древних талмудических правил, согласно которым полноценными юде признаются только рождённые от матери-юде. Для таких полукровок предусматривался один выход - формальное принятие иудаизма, но и после этого на них всё равно смотрели косо. Власов мог себе представить, как визенталевцы относятся к людям с неполноценным, с их точки зрения, происхождением, да ещё и с такой экзотической внешностью, как у Эстер.
– Я их ненавижу, - повторила молодая женщина.
– Их всех. И особенно этого...
– она сказала что-то непонятное на иврите.
– Простите?
– не понял Власов.
– Я назвала его - "бен зона". Сын шлюхи. Вы знаете, о ком я. Кажется, вы знаете о нем не так уж мало... особенно для человека, до сих пор остающегося в живых, - она снова улыбнулась своей недоброй улыбкой.
– И я хочу расспросить вас об этом. Потом я расскажу то, что знаю я.
Фридрих выразительно повёл бровью в сторону старой Берты, которая откровенно вглядывалась в лица говорящих.
Девушка что-то сказала старухе на иврите. Та сделала недовольное лицо, но встала, отошла на два шага от столика и демонстративно уселась на оранжевый пуфик спиной к собеседникам.
– Она работает и на ваших тоже?
– на всякий случай поинтересовался Власов.
Китаянка кивнула.
– Старая Берта работает на всех, кто ей платит... Давайте, наконец, о Зайне. И о Борисове. Борисов был на мне.
Власову потребовалось секунды полторы, чтобы понять фразу.
– Значит, это вы за него отвечали. И вы...
– он не закончил фразу.
– Да. Я его упустила, - признала Эстер.
– Я глупо, бездарно упустила его. А ведь я была уверена, что рано или поздно Зайн к нему придёт. Я была уверена, да. Эти шлимазлы из АМАН, эти тупые вояки - что они умеют? Они много лет держали его в тюрьме, и что же?
– А кого представляете вы?
– решил внести ясность Фридрих.
– МОССАД. Это такая маленькая служба, её создали недавно. Может быть, вы знаете.
Власов подумал и вспомнил про какую-то израильскую "службу информации и особых операций", или что-то вроде этого. По сравнению со знаменитой на весь мир "Агаф Модиин", израильской военной разведкой, эта организация ничем особенным не прославилась. Впрочем, на сей счёт не стоило заблуждаться: юде, даже израильские, просто обожали всё запутывать и прятать концы в воду. Но, во всяком случае, в сферу профессиональных интересов Власова эта контора пока не попадала.
– МОССАД был создан во время Фолшпиля, - пояснила израильтянка.
– Для самых... как это сказать по-русски? Деликатных заданий, - вспомнила она.
– Вы очень хорошо говорите по-русски, - заметил Власов.
– Нет, всё ещё плохо, - безапелляционно заявила женщина.
– Я иногда забываю слова. Я полиглот, но некоторые слова я иногда забываю. Но тот клуц из АМАН, что допрашивал Борисова, знал русский ещё хуже меня. Тогда бы он понял...
– она замолчала.
– Что именно?
– Фридрих опять почувствовал, что ноги затекают.