Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
– Заметьте, господин полковник, я не говорил, что такие планы действительно существовали. Я лишь говорю, что они теоретически могли бы существовать, и что многие в это верят. Потому что, по правде говоря, то, как с нами обращались ваши товарищи по партии перед войной, дает некоторые основания в это верить. Но история пошла по другому пути, к счастью для обоих наших народов. Хотя осадок остался. Да, вероятно, и у вас тоже. Но это не мешает разумным людям наших стран конструктивно сотрудничать, не так ли?
– Вы так и не ответили на мой вопрос, - напомнил Власов.
– Почему вдруг разумные люди в правительстве Израиля проявляют такую заботу об интересах Райха. Ведь не только же ради того, чтобы выторговать у нас право первой ночи с Зайном?
– Именно потому, что они - разумные, - развел руками Гуревич.
– Как ни крути, Райх - наш самый сильный и надежный союзник в борьбе с арабским террором. И мы заинтересованы,
– Что вы имеете в виду под игрой?
– насторожился Фридрих.
– Этот дурацкий референдум, конечно! Вы простите мне недипломатические выражения, но я не думал, что доживу до дня, когда дойчи учинят такую глупость. Ставить судьбу государства в зависимость от мнения толпы, это ж надо...
– Мне казалось, Израиль - демократия, - усмехнулся Фридрих. С прозвучавшей оценкой он был полностью согласен, но одернуть разошедшегося юде стоило.
– Ой вэй! В Израиле когда-нибудь был референдум? В Израиле есть выборы в кнессет, это да. Знаете свежий анекдот? Выступает премьер-министр и говорит: "Половина депутатов кнессета - идиоты". Депутаты оскорбились, потребовали, чтобы он взял свои слова обратно. Он согласился, выступает снова и говорит: "Половина депутатов кнессета - не идиоты". Эти клоуны могут сколько угодно вести дебаты перед фернзекамерами. Всё равно реально всё решают президент, премьер и еще три-четыре человека. Да что я вам рассказываю, вы же сами хорошо знаете, что такое Райхстаг... Да, формально у наших полномочий побольше, чем у ваших. Но если они вздумают артачиться, президент просто объявляет чрезвычайное положение. Благо поводов наши арабские соседи всегда дают в избытке - хоть какая-то польза от них...
– Вы полагаете, мы можем проиграть референдум?
– осведомился Фридрих, и это был не праздный вопрос. Если израильская разведка располагала информацией на сей счет, к ней стоило прислушаться.
– Конечно, всякая шушера мутит воду, но, по-моему, ситуация в Райхе вполне благополучна во всех значимых для простого гражданина сферах. Массовым протестным настроениям просто неоткуда взяться.
– Вот это-то и плохо, что все благополучно, - проворчал Гуревич.
– Будь у вас серьезные объективные проблемы, можно было бы сплотить нацию под лозунгом борьбы с ними. Пока мы ведем с арабами войну за выживание, заикаться о смене государственного строя в Израиле может только сумасшедший или самоубийца... А когда все хорошо, люди тупеют и начинают беситься с жиру. Им начинает хотеться чего-нибудь новенького, остренького, неважно даже, если ради этого придется сломать надежное, но надоевшее старое. При этом они совершенно не думают о последствиях. За годы благополучия они привыкли к безопасности и уверились, что ничего плохого с ними случиться просто не может...
– Все опросы показывают, что подавляющее большинство выскажется за сохранение Райха в нынешнем виде, - возразил Власов.
– Опросы! Знаете, господин полковник, всякий инструмент хорош в тех условиях, для которых он разработан. Опросы - это инструмент демократических стран, где каждая домохозяйка считает себя вправе требовать к ответу президента. А у вас при любом опросе, будь он хоть десять раз частным и анонимным, средний гражданин никогда не скажет, что он на самом деле думает. Он скажет то, что от него хотят услышать, а потом пойдет и проголосует по-своему. Не говоря уже о том, что революции никогда не делаются большинством. Большинство, которое всем довольно, сидит дома. А недовольное меньшинство идет на улицы... или на избирательные участки.
– Предположим чисто теоретически, что ваши опасения справедливы, и мы проиграем референдум. Это действительно так плохо для Израиля? Тема "исторической вины и необходимости покаяния перед юдским народом" - одна из любимых у деятелей типа Новодворской, - с усмешкой заметил Власов.
– Для Израиля это будет катастрофой, господин полковник, - серьезно и грустно ответил Гуревич.
– Вы сами прекрасно знаете, во что они превратят Райх. Точнее, никакого Райха не будет, он распадется в считанные дни - а если не захочет распадаться сам, ему помогут... А Дойчлянд, да и прочую Европу, они превратят во вторую Францию с ее шестью миллионами мусульман и президентами, воздающими государственные почести главарям арабских террористов. Во вторую Британию, где боевиков для "священной войны с сионизмом" в открытую вербуют в лондонских мечетях... При этом да, формально юдофобия будет осуждена. Будет объявлено, что все люди совершенно равны, что ко всем надо подходить строго одинаково, к арабам и юде, в частности. Что между убийцей и жертвой нет никакой принципиальной разницы. Что убийцу следует убеждать, что он поступает неправильно, и строго осуждать всякие попытки жертвы защищаться силой оружия - ведь "насилие не решит проблемы, а лишь породит ответное насилие"... Также в рамках борьбы с юдофобией они, очевидно, заклеймят "кровавое беззаконие Фолшпиля" и реабилитируют визенталевцев в качестве жертв политических репрессий. И это еще не все. Националисты заботятся главным образом о собственной стране, но либералы презирают такой подход. Им мало поставить все с ног на голову у себя дома - их совесть не будет чиста, пока они не сделают то же самое у соседей... Они начнут бороться за права человека в Израиле. К счастью, нашу систему не так просто разрушить извне, арабы вон пытаются с 1948 года... Но они будут активно сманивать наше население, в особенности выходцев с территории Райха и их потомков, "вернуться на историческую родину", где "навеки покончено с позорным юдофобским прошлым". Может быть, даже пообещают выплатить компенсации. Многие, увы, на это клюнут. Вы понимаете, Израиль вот уже больше сорока лет - фронтовое государство. Мы не жалуемся, ибо лучше иметь такой дом, чем никакого. Мы даже сумели неплохо устроиться, превратить бесплодные пески во фруктовые сады, а теракты - в регулярную тему для шуток. Но когда появится альтернатива... возможность уехать туда, где не стреляют и не взрывают - по крайней мере, пока не стреляют... А для Израиля это будет равносильно массовому дезертирству из действующей армии во время войны. Ну как, господин полковник, мои аргументы достаточно убедительны? Вы больше не думаете, что хитрые юде придумали какую-то комбинацию, чтобы одурачить честных доверчивых дойчей?
– Вполне убедительны, - согласился Фридрих.
– Итак, что у нас в сухом остатке? Вы хотите получить Зайна и готовы ради этого уступить нам бумаги Эренбурга, даже если найдете их первыми. Как и самого Зайна, но лишь во вторую очередь. При этом, очевидно, никаких гарантий мы не получим и должны просто поверить вам на слово...
– Что поделать, господин полковник, - улыбнулся Гуревич, - все отношения между нашими странами строятся на доверии, не так ли? Вы прекрасно понимаете, сколько шума поднимется и у вас, и у нас, если документальные доказательства нашего сотрудничества попадут не в те руки. Кстати, Пакт о ненападении между Райхом и СССР был вполне официальной бумагой с большими печатями, но, кажется, большевикам это не очень помогло - как и множество других красивых бумажек, противоречивших интересам подписантов... Но вы понимаете, что обе наши страны заинтересованы в продолжении сотрудничества - а значит, и в том, чтобы не обманывать доверие друг друга.
– Но кое-что я не совсем понимаю, - заметил Фридрих.
– Почему со мной говорите вы, а не та же Эстер Шляйм. И почему вы говорите именно со мной.
– Есть две причины - маленькая и большая. Маленькая в том, что офицер Шляйм, вероятно, будет снята с этого задания. Она допустила серьезный просчет, упустив Зайна. Нет, мы, конечно, не сомневаемся в ее лояльности. Но мы обычно не склонны закрывать глаза на столь серьезные ошибки. Впрочем, окончательное решение будет принимать ее начальство, мне оно не подчинено... К тому же она слишком ненавидит Зайна и может недооценить важность того факта, что он нужен нам живым. Нет, потом, конечно, мертвым, но сначала все-таки живым.
– А большая причина?
– поторопил Власов.
– Большая причина в том, что слово Эстер Шляйм - это только слово Эстер Шляйм. А слово Аарона Гуревича - это слово Республики Израиль.
– Польщен доверием, - усмехнулся Фридрих, - но слово Фридриха Власова - это тоже только слово Фридриха Власова. Я не уполномочен давать какие-либо обещания от лица Райха. И даже от лица Управления, если уж на то пошло.
– Мы понимаем, господин полковник, мы прекрасно это понимаем. Равно как и то, что, вздумай мы действовать по официальной субординации, скорее всего, получили бы отказ. Не на уровне вашего непосредственного начальства, так на следующем. У нас сложилось весьма устойчивое впечатление, что Зайн - это часть игры, которую ведет кто-то в Райхе. Кто-то из самых верхов.
Фридрих мысленно вздрогнул. Израильские аналитики не зря ели свой хлеб.
– Вижу, вы тоже это понимаете, - спокойно констатировал Гуревич.
– С умным человеком и поговорить приятно, как писал русский классик... Поэтому мы обращаемся непосредственно к вам. Как к честному и искреннему патриоту вашей страны. И в то же время - таки да, разумному человеку, а не фанатику. Поверьте, это не дежурные комплименты.
Фридрих не сомневался. Должно быть, досье на него израильтяне собрали обширное. Однако о том, что Зайном занимается Эберлинг, они, похоже, не знают...