Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
– Так вы, значит, не слышали, - нёс своё словоохотливый старикан, - сегодня Фрау даёт прощальный ужин, перед самым отъездом, значит... в самом Фонде и накроют...
Гельман посмотрел на Льва Фредериковича как солдат на вошь - с бессильной злобой.
Старичок, как назло, в этот момент вытянул шею, пытаясь рассмотреть своего обожаемого кумира, который как раз повысил голос и вещал что-то о единстве цивилизованного мира.
– Так мы идём?
– почти невежливо спросил Гельман, явно намереваясь как можно скорее отцепиться от слишком словоохотливого Льва Фредериковича.
Власов
Лев Фредерикович тем временем сделал полшажка в сторону книжной полки и потянулся за какой-то книжкой. Книжка была высоко, маленький старичок не мог её достать.
Власов невольно перевёл взгляд на забавного человечка и вздрогнул. Скрюченные старческие пальцы на мгновение сложились вполне определённым образом.
Это был старый условный жест Управления, не использующийся уже лет тридцать. Власов сталкивался с ним, когда по служебным надобностям изучал документы, связанные с Фолшпилем. Насколько он помнил этот знак, он означал "нет".
Раздумывать было некогда.
– Знаете, я только что вспомнил, - сказал Фридрих, - у меня ещё остались кое-какие дела в городе. Извините, но я вынужден...
Гельман взялся за дужку своих роскошным тёмных очков, как будто собирался их снять, но передумал.
– Я запамятовал, - сказал он голосом, в котором не слышалось даже намёка на извинение или сожаление, - сегодня в помещении Фонда проводится нечто вроде прощального ужина с Фрау. Мероприятие скорее кулуарное, но...
– он ловким жестом извлёк из кармана сложенную вдвое плотную бумагу.
– Адрес здесь. Там и поговорим. Извините, у меня тоже дела, не прощаюсь, до встречи, - последнее он произносил уже на ходу, скрываясь где-то за полками.
В этот момент раздались аплодисменты: похоже, Лихачёв закончил свою речь.
Власов обернулся, рассчитывая застать хотя бы Льва Фредериковича, но увидел только его спину: странному старикану что-то срочно понадобилось в глубине магазина.
Фридрих вздохнул и пошёл к кассе. Книжку Лихачёва всё-таки следовало купить.
Как выяснилось, он чуть было не упустил момент. Ему достался последний экземпляр, с некрасивой вмятиной на обложке и торчащей из корешка длинной, твёрдой от клея, ниткой.
Власов всё-таки взял его: в конце концов, это сувенир. Он будет неплохо смотреться на полке его кабинета на Принц-Альберхтштрассе, где-нибудь среди польских антидойчских брошюр и зелёных книжечек с призывами к истреблению мунафиков и кафиров.
Kapitel 33. Тот же день, около полудня. Санкт-Петербург, Дворцовая площадь - ул. Колчака, 9.
Власов медленно шёл по Дворцовой площади. В руке мешался зелёный пакет из книжного магазина, с пресловутым сочинением академика.
Капризное буржское небо неожиданно развиднелось. Вместо обычной серой хмари открылась холодная голубизна, в которой не ощущалось ничего воздушного - она была блестящей и гладкой, пресловутая "небесная твердь". Впечатление было такое, как будто город накрыли огромным выпуклым стеклом.
Площадь была почти пуста, что подчёркивало её размеры. Колонна с ангелом наверху была покрыта лёгкой изморозью.
Слева Власов мог бы видеть желтый фасад бывшего Генерального штаба, справа - зелёные стены знаменитого дворца. Но ему не хотелось смотреть по сторонам.
Фридрих поднял голову. Чёрный ангел с печальным лицом стоял высоко в твёрдом небе, отчаянно сжимая в руках тонкий бесполезный крест.
Власову сначала пришла на ум хофмановская сказка, читанная в детстве, в которой студент, ставший жертвой злых чар, оказался пленником хрустальной склянки. Потом откуда-то из глубин памяти пришла строчка Тракля: "Im blauen Kristall wohnt der Mensch": "В голубом хрустале живёт человек". Но здесь было другое: ангел не был ни пленником, ни вольным жителем вышней тверди, а её частью - чем-то вроде детали механизма, вращающего свод небес.
Фридих с усилием отогнал невесть откуда взявшееся романтическое настроение и сосредоточился на насущных делах.
С одной стороны, поездка складывалась как-то чересчур успешно. Только-только сунувшись в логово ультрагерманистов - которых Фридрих представлял себе людьми осторожными и недоверчивыми - он уже получил приглашение на мероприятие с Фрау. Более того, ему недвусмысленно дали понять, что это последняя возможность пообщаться с госпожой Рифеншталь перед её отъездом на Запад. Из этого следовало только одно: его ждали. Не его лично, Фридриха Власова, а кого-то, кто... Кто? В какой роли должен был появиться человек, которому оказывают подобные знаки внимания? И что означала вся эта игра между Гельманом и непонятным старичком? Кто таков этот шустрый Лев Фредерикович? Не исключено, что Лев Фредерикович не так-то прост. С запоздалым раскаянием он вспомнил, как мысленно обматывал старикашку поясом со взрывчаткой. Нет, такой в самоубийцы не полезет - для этого есть другие...
Откуда-то из-за Александрийской колонны появилась группа молодых людей - человек десять, не меньше. Власов пропустил бы компанию мимо глаз, но что-то привлекло его внимание. Присмотревшись, он отметил, что компания одета, во-первых, не по сезону - в ярко-красные спортивные костюмы, и, во-вторых, одинаково: костюмы были на всех одного цвета. К странноватому виду прибавлялось соответствующее поведение и рисунок движений. Власову понадобилось секунды две, чтобы понять - эти ребята чего-то боятся или решились на что-то опасное. Кстати вспомнилось, как он только что думал о террористах-смертниках. А что, вполне возможно. Вот только что они собираются взрывать? Александрийскую колонну?
Желания выяснять на опыте, что именно задумали красные, не было никакого. Рука Власова скользнула под куртку, где пригрелся "стечкин".
За спиной раздались крики. Кричали на английском.
Власов моментально развернулся, приготовившись к стрельбе, и увидел вывалившихся на площадь невесть откуда корреспондентов, явно не дойчей и не русских, судя по внешнему виду и аппаратуре. Двое лихо поводили телекамерами, один стоял с микрофоном, явно готовясь к произнесению какой-то речи.