Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
– И снова здравствуйте, милейший господин Власов!
– задребезжало у него над ухом.
Фридрих вздохнул.
– Мы сегодня только и делаем, что здороваемся, Лев Фредерикович.
– Вы не возражаете, если я присяду? Очень уж нужно мне с вами пообщаться, - старичок, не дожидаясь согласия, устроился на том самом месте, где совсем недавно сидел Мюрат Гельман.
– Значит, сцапали нашего голубчика, - не без удовлетворения констатировал старикан, устраиваясь поудобнее.
– По мне, так хоть бы и вовсе упекли. Да только к вечеру он выйдет. Ещё будет на ужине выдрючиваться, героем представляться. А чего ж не геройствовать,
Власов понял.
– Вы думаете, - решил он брать быка за рога, - что Гельман работает на российские спецслужбы?
Старичок осклабился.
– Скажете тоже - "на спецслужбы"... Это в Берлине хорошо - если уж человечек работает, так, считай, на всех разом. Централизация и дисциплина. А мы тут в России-матушке по-другому живём. У нас важно, на кого человечек завязанный, с кем дела делает, - слова "кого" и "кем" старичок старательно подчеркнул голосом.
– Тут всё больше работают не то чтобы на контору, а лично на Иван-Петровича. Или на Пётр-Иваныча. И между Иван-Петровичем и Пётр-Иванычем такая, извините, пропасть может лежать, как между Берлином, и, скажем, Вашингтоном каким-нибудь. Ежели, конечно, формально подходить - то да, оба сотрудники. А на деле - у-у-у!
– старичок изобразил пальцем сложную загогулину.
– Кстати, - прищурился Власов, - вы мне делали знаки... Откуда вы их знаете? И почему решили, что я их знаю?
– А как же, делал, - Лев Фредерикович повёл плечиком, - очень уж хотелось мне с вами поперёд того прохиндея побеседовать. Для взаимной, так сказать, пользы. Видите ли, я... как бы это выразиться... в общем, занимаюсь теми же делами, что и вы, только с поправочкой на масштаб. Вы о Райхе беспокоитесь, а я - об "Ингерманландии". Это, конечно, величины несопоставимые, вроде как слон и букашка. Но букашка, знаете ли, тоже живая тварь... и ей тоже нужна служба безопасности. Пусть маленькая, букашечья...
Фридрих посмотрел на словоохотливого старичка с интересом.
– Так я имею честь, - он поймал себя на том, что невольно воспроизводит словесные обороты Льва Фредериковича, - беседовать с сотрудником службы безопасности господина Лихачёва?
– С начальником службы безопасности, - поправил его старичок.
– И не Лихачёва, а самой Фрау. Ну да об этом позже, время у нас ещё есть... Вам тут как? В смысле обстановки?
Власов решил, что старичок хочет увести его в этот свой "Норд". Идти никуда не хотелось.
– Да, мне здесь понравилось, - сказал он.
Старичок неожиданно улыбнулся.
– Вот и славно. Я, с вашего позволения, Фрау передам. Это ведь её заведение. Обстановку сама проектировала. Тут, кстати, в основном актёры работают, со студии. Фрау считает, что работа в обслуге очень развивает сценические способности. Ну, тут уж ей виднее... У меня, как вы понимаете, несколько другие задачи...
– "Аркадия" принадлежит госпоже Рифеншталь?
– решил уточнить Власов.
– Вот именно, - подтвердил Лев Фредерикович.
– Хотя Гельман тоже вложился деньгами. Ну и прослушку свою поставил. Только сейчас она того-с...
– тут старичок нервно зевнул, показав челюсть, явно нуждающуюся в услугах стоматолога.
– Так что я буду с полной откровенностью. Ну, вы мне, конечно, верить ни в чём не обязаны... но всё-таки.
– Ну что ж, - Власов отодвинул в сторону пустую тарелку.
– Поговорим. Только давайте сначала представимся. А то я даже фамилии вашей не знаю. И на вопрос о знаках вы мне не ответили.
– Да какие у нас от вас секреты... Фамилия моя Калиновский. Предупреждая возможные вопросы - поляк. Но, как видите, обрусел до полнейшего неприличия. Чего меня занесло сюда - отдельная история, рассказывать долго, а у нас ещё дела есть... Да вы и сами понимать должны...
– он заинтересованно заглянул в лицо Власова, ожидая реакции.
– Ну...
– Власов потянул паузу, - я так понимаю, Фолшпиль?
– Именно, - кивнул Калиновский.
– Так что про меня вы можете и сами узнать. Если досье не уничтожили. Ну да вы попросите начальство, небось не откажет... Вы ведь работаете на Мюллера, - это прозвучало не как вопрос, а как утверждение.
– Все мы работаем на Мюллера, - попытался отшутиться Власов, хотя прекрасно понял, что именно хотел сказать не в меру осведомлённый старик.
– Ну полноте, - Малиновский покачал головой, - я имел в виду - лично удостоены... Это, знаете ли, совсем даже другой коленвал, как сейчас молодёжь выражается...
– Простите, что-нибудь будете?
– встрял не в меру услужливый официант. Власов поднял голову и увидел узкоглазого человека в китайском халате.
– Да, пожалуйста, воды без газа. И не зельтерской, а нашей какой-нибудь, из родника, и ещё лимончика для кислоты и льда побольше, - попросил старичок.
Официант поклонился и ушёл.
– Это был китаец?
– зачем-то поинтересовался Власов.
– Калмык. Есть такая российская коренная народность. Фрау о них документальный фильм сняла, очень познавательный... Кстати, в Райхе его так и не показали. Из-за каких-то там безнравственных якобы сцен, - старик демонстративно скривился, давая понять, что не верит этому объяснению ни на грош.
– А по моей прикидке, это Мюрат засветился. Он, понимаете ли, тогда был у Фрау в большом фаворе: нашёл, паршивец, деньги на Фестиваль немецкой культуры...
– Его же запретили?
– не удержался Власов.
– Запретили, - почти радостно сказал старичок.
– Признаюсь как на духу: лично тому поспоспешествовал через свои каналы. Чтобы такой подарок Гельману преподнести - да я, извините, лучше в петлю полезу...
– И за что вы его так не любите?
– наудачу закинул вопрос Власов.
– Ваша вода, - прозвучало над ухом. Перед Львом Фредериковичем появился высокий стакан с водой и вазочка со льдом. В блюдце лежал тонко нарезанный лимон.
– Кхе, - Лев Фредерикович бросил щипчиками пару кусочков льда в воду.
– Как бы это сказать... Не то чтобы вот прямо так и не люблю. Как выражаются американцы, ничего личного, - это было произнесено таким тоном, что Власов понял: личного между этими людьми накопилось предостаточно.
– Скажем так: этот проныра суёт нос куда не следует и делает то, что может повредить Фрау и её супругу. Вот, к примеру, сегодняшнее безобразие. Я ведь уверен на все сто: в очередном интервью Лихачёв обязательно что-нибудь ввернёт по поводу преследований современного искусства. А какое это искусство? Самое обычное хулиганство, наказуемое согласно российским законам... Вы хоть видели, что они там натворили?