Юбер аллес (бета-версия)

Нестеренко Юрий Леонидович

Фишер попытался представить себя со стороны. Вот он стоит - высокий, толстый, внушительный. Очки на толстой картофелине носа сидят чуть криво: надо бы заменить оправу, но он привык. На того лихого парня, который в молодости ездил на мотоцикле без шлема, курил на улице и даже просидел три месяца в кутузке за торговлю французскими эротическими журналами, он решительно непохож. Откровенно говоря, его это не радует. Профессиональный оппозиционер может выглядеть богемно, но ни в коем случае не буржуазно. Приходится придумывать всё новые кунштюки, чтобы поддерживать репутацию. Йошка должен оставаться Йошкой.

Нет, конечно, издателя "Либерализирунг"

на самом деле звали Йозеф, как и полагается приличному дойчу. Однако, сын будапештского мясника, перебравшегося в Райх уже после войны, не так давно демонстративно сменил имя на мадьярское - благо, законы Райха это позволяли. Неглупый ход: он разом выделился среди легиона Йозефов Фишеров и заодно получил возможность дать ещё несколько интервью западным СМИ. В передовице, посвящённой этому событию, он объяснил смену имени тем, что ему "стыдно быть дойчем, пока Дойчлянд угнетает другие народы, и прежде всего свой собственный народ". Этот абзац перепечатала даже "Нью-Йорк Таймс"...

Мучительно хотелось выпить. Зайти в этот чёртов "Голубь", сесть за столик, не снимая пальто. Вытереть руки салфеткой, заказать сто "выборовой" и бутербродов с сыром. Конечно, это не сыр. Увы, стоит согласиться с французиком: дойчи ничего не понимают в настоящей еде. Но бутерброды с сыром неплохи в качестве закуски, особенно если сыр поперчить... Ах, если бы ещё закурить. И чашечку хорошего кофе. Кофе без сигареты - деньги на ветер... Он знал пару мест в районе, где делают вполне приличный кофе за смешную цену, но не ходил туда специально, чтобы не растравлять себя. Diable, сколько лет прошло, а его лёгкие ещё помнят табак...

Холодный порыв ветра ударил в лицо. Фишер с раздражением повернулся к нему спиной. Чертов Жорж настоял на встрече на улице, и придется ждать его здесь. Боится обсуждать дела в помещении, даже если это будет третьеразрядная кафешка, где единственные свидетели - полусонная официантка в пяти метрах за прилавком да какой-нибудь одинокий пьяница в углу. Пожалуй, пьяницу, если тот и впрямь там окажется, испугается даже в первую очередь - как же, отличное прикрытие для агента... Если ты такой трус, подумал Фишер с раздражением, нечего было лезть в эти игры. Впрочем, ту же фразу он мог адресовать самому себе, и в глубине души прекрасно это понимал. Под ложечкой вновь пополз противный холодок. Чтобы как-то отвлечься, Йошка принялся рассматривать стену соседнего дома. Ещё совсем недавно - он помнил - стена была исписана граффити на славянских языках. Теперь она была ровная и гладкая, укатанная казённым бежем. В середине красовалась чёрная надпись "Deutschland muss in Kreuzberg wieder erkennbar sein". Йошка усмехнулся: типично имперская деликатность, подчёркивающая угрозу. "В Кройцберге должны снова узнать Германию" - читай: "район должен снова стать дойчским".

Это были результаты недавней кампании. В последнее время в районе скопилось слишком много недойчского населения, ведущего себя чрезмерно вольно - например, позволявшего себе говорить на своих языках в присутствии дойчей, или писать непонятные надписи. На это смотрели сквозь пальцы, пока один честный бюргер, непонятно каким ветром занесённый в этот район, не умудрился обнаружить в нём подвальчик, где ему подали меню на польском. Бюргер подал в суд - который, разумеется, выиграл вчистую. Подвальчик закрылся. Возможно, на этом дело и кончилось бы, но про этот казус каким-то образом прознали консерваторы, и без того косо посматривающие на трудовую миграцию. Старая черепаха Ламберт разразился очередными речами на тему опасностей, угрожающих Райху от наплыва сомнительного расового материала с Востока, не желающего интегрироваться в дойчскую цивилизацию. Фон Фриш написал огромную статью о том, что в Берлине обнаружился "свободный от дойчей этнический район наподобие недоброй памяти юдского гетто" - и начал взывать к памяти Хитлера. Прочие тоже не отставали, особенно старался Ламберт-младший, зубами прогрызающий себе путь в большую политику.

Кончилось всё тем, что район был отдан райхсюгендовцам "для наведения порядка". Порядок и в самом деле был наведён - может быть, излишне решительно, но... Фишер попытался вызывать в себе хоть какое-то сочувствие к восточникам, но у него это не получилось. Он недолюбливал этих людей - шумных, грязных, не понимающие ни настоящего дойчского порядка, ни настоящей западной элегантности. Хотя их бабёнки кое на что годятся. По крайней мере, они нетребовательны...

Задребезжал целленхёрер.

– Это я, - задушенно пискнуло в трубке.
– Ты на месте? На какой стороне улицы?

– На нечетной, - сердито буркнул Йошка.
– Два раза ведь объяснил. И жду тебя, между прочим, уже почти двадцать минут.

– Ладно, - Жорж даже не стал огрызаться в ответ.
– Сделаем так: сейчас я пройду мимо по другой стороне, вроде как тебя не вижу. А ты посмотри, нет ли кого за мной. Если все о'кей, звякнешь мне.

"Параноик, - подумал Фишер, - и дурак. Если его пасут, то и телефон наверняка слушают..." Но вслух он лишь проворчал: - Ладно.

Жорж появился минут через пять и с самым деловым видом протопал мимо, тщательно избегая смотреть в сторону "Голубя". Низенький, курчавый, со сливообразным носом, засунутым в шарф, он напоминал юде, как их рисовали в старых книжках. Трудно было поверить, что в этом нелепом существе течёт половина дойчской крови.

Йошка, впрочем, не заблуждался. Маленький человечек мог быть опасен. Особенно сейчас, когда ему нечего терять.

Никакого хвоста за ним, конечно, не было. Фишер честно выждал с минуту, потом позвонил. Маленькая фигурка, уже почти скрывшаяся в конце улицы, повернулась, радостно замахала рукой - типа, наконец-то заметил старого друга, с которым чуть было не разминулся - и быстро зашагала обратно.

– Хай, - уверенно, по-западному поздоровался Йошка, тиская мягкую руку французика. Он намеренно сжал пальцы посильнее. Жорж не обратил на это внимания: его рука была вялой, как пучок лежалой моркови.

– Пошли куда-нибудь, - буркнул он, высунув озябший нос из шарфа.

Они пошли вдоль улицы, стараясь держаться посередине тротуара. Французик нервно семенил чуть впереди, то косясь на собеседника, то стреляя глазами по сторонам.

– Merde, - наконец, сказал Жорж.
– У меня обыск был. Все перетряхнули. Ничего не нашли, конечно, и не могли найти... Но все равно...

– А что ты хотел?
– резко перебил Йошка.
– После того, что... Ты хотя бы понимаешь, что ты наделал?
– он понизил голос до хриплого шёпота.

– Я не виноват, - зашипел французик.
– Это всё гадёныш...

– Идиот, - чуть повысил голос Фишер.
– Ты должен был прийти ко мне сразу же, как только узнал, что глупая гусыня собралась в Россию. Я бы принял меры. Но ты решил, что это хороший способ переправить образец, не подвергаясь опасности. Ты обманул меня, Жорж, - заключил он.
– Ты решил, что умнее меня, не так ли?