Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
– Везде шныряют типчики из Комиссии, - говорил отец.
– Что-то вынюхивают, шпионят. Говорят, кое-кого забрали.
– Ещё до пятого?
– Когда они, наконец, объявили? Не понимаю, почему нельзя было сказать об этом дойчам сразу. Уже второго числа все были в курсе. Что знают двое - знает и свинья. А в Райхстаге было очень много свиней...
– Это правда, что там была настоящая бойня?
– Простите, друг мой. Пересказывать некоторые детали я не могу даже вам... Скажем так: погибло гораздо больше людей, чем вы думаете.
Опять провал, на этот раз короткий. Клаус как будто учился плавать в жаркой темноте болезни и выплывал всё быстрее.
– ...как крыс. Я видел трупы, и поверьте мне на слово - я не хотел бы снова видеть подобное. А ведь я работал в Леверкузене и знаю о таких вещах достаточно. Это что-то новое. И я уверен, что у каких-то случайных людей такое оружие просто не могло оказаться...
Мальчик попытался пошевелиться. Лёгкое, почти невесомое тельце не слушалось, но ему удалось пошевелить пальцами. Это взяло у него все силы: он почувствовал, что ниточка, удерживающая его на этом свете, опасно натянулась.
В чувство привёл голос дяди Вальтера..
– До сих пор не могу поверить. Борман. Ламмерс. Хейдрих. Теперь Гёббельс. Кто за всем этим стоит? Кто?
– Я не говорил, что Гёббельса убили.
– Вы это уже сказали, - вздохнул доктор.
– Да, в конце концов, и в наших кругах кое-что известно. Это ведь Гебхардт, не так ли?
Опять молчание.
– Людвиг, мы знакомы тридцать лет...
– Тридцать два года, если быть точным.
– Пусть тридцать два. Людвиг, я безгранично вам доверяю. Вы могли бы...
– Прошу вас, не говорите ничего. Я знал профессора Гебхардта ещё до того, как он начал пользовать Гиммлера. Что бы про него не говорили, он патриот и лично предан Фюреру, то есть был предан, - отец закашлялся.
– Мы уже привыкли к тому, что Фюрера нет, - вздохнул доктор.
– А ведь прошло чуть больше недели. И как будто ничего не изменилось... Всё та же "Лили Марлен" по радио, потом сводки с фронта...
– Война, мой друг, война. На войне не до сантиментов.
– Война без Фюрера.
– Не будем лгать друг другу. Фюрер был гениальным провидцем, но посредственным полководцем...
Клаус знал, кто такой Фюрер. Фюрер - самый главный человек в Райхе. Его звали Хитлер. Взрослые на улице поднимали руку и говорили "Хайль Хитлер!", а дома говорили "гутен таг" и руки не поднимали. Клаус однажды носился по комнате и кричал "Хайль Хитлер!", пока не устал, и мама его не останавливала, только смотрела. А когда ему надоело, попросила больше так не делать. Он спросил "почему", а она сказала - "ради мамочки". Первого сентября Фюрера убили в Райхстаге, и вместе с ним поубивали ещё много важных людей. В тот день Клаус заболел.
– Простите, Людвиг, я сам не свой. Сижу у постели вашего сына, и веду этот дурацкий разговор о политике...
Голоса пропали в тонком пении подступившей к ушам крови.
Когда Клаус снова пришёл в чувство, то ощутил спиной лужицу остывающего пота, не успевшего впитаться в перину.
Взрослый разговор всё тянулся.
– ... колченогий. А профессор Гебхардт - лучший в Европе специалист по болезням коленного сустава. Это более чем естественно, что Гёббельс лечился у Гебхардта. К тому же, насколько мне известно, Комиссия сняла с него все подозрения.
– Комиссия ни с кого не снимает подозрений. Она их просто не оглашает, ради сохранения общественного спокойствия. Я уверен - головы ещё полетят. Особенно в СС. В конце концов, убийцы тоже носили чёрные формы. Во всяком случае, такова официальная версия.
Клаус приоткрыл глаза и голова тут же закружилась. Он крепко зажмурился и стало легче.
– Что вы думаете об этом новом человеке?
– Дитль? Ширма. Говорят, он не хотел покидать фронт. Его заставили прилететь в Берлин. И вручили власть. Точнее, видимость власти.
– Не забывайте, Людвиг: такие люди всему учатся очень быстро. Он ведь не просто бравый вояка, каким его изображают газеты. Он в Партии с двадцатого года.
– Это верно. Сугубо между нами: через него шла вся агентурная работа и пропаганда в армии.
– Даже так? Ну, тем более. Разумеется, сейчас он - просто кукла, которую дёргают за ниточки. Но те, кто принимают его за Хансвюрста, очень сильно ошибаются.
– Я тоже так думаю.
– Вопрос в том, кто тут кукловоды.
– Вермахт и военная разведка. И, возможно, кое-кто из партийных... Смотрите! Неужели...
Мальчик снова попробовал открыть глаза. На этот раз белых пятен не было. Он увидел блестящую спинку кровати и красную руку доктора с серебряной ложечкой между пальцами.
Во рту было сухо. Распухшее горло болело, как будто его расчесали изнутри.
– Пить, - тихонько попросил он.
HAUPTTEXT
Kapitel 1. 3 февраля 1991 года, воскресенье, утро. Окрестности Висбадена.
"Ра-асцветали яблони и груши..."
Фридрих снял правую руку с руля, опустил с потолка кронштейн держателя. Вытянул из кармана черную тушку целленхёрера, переходящего уже к туманам над рекой. Легкое, безобидное фрондерство, проходящее скорее по графе "милые чудачества". Имперский барон, оберст Люфтваффе, кавалер Рыцарского Креста Фридрих Власов не считает нужным скрывать свои русские корни. И даже слегка бравирует ими. Что ж, почему бы и не побравировать. Его фамилия уж никак не менее славная, чем, скажем, какой-нибудь "фон Бок". В конце концов, фон Бока отец в свое время так шуганул от Москвы, что первый на всю жизнь проникся ко второму глубоким и искренним уважением...