Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
А как, кстати, пролегал весь маршрут с самого начала, то есть с поселкового аэродрома, откуда начался путь через тайгу? О нет, он не образовывал прямую линию. Это было бы слишком просто, и это бы, конечно, бросилось в глаза не только Власову. Но сибирская глушь - это не плац для строевых упражнений. Там хватает совершенно непроходимых мест. Болота, буреломы, быстрые ледяные реки с порогами и обрывистыми берегами... Власов наложил маршрут экспедиции на физическую карту, добавил карту растительности - тогдашнюю найти не удалось, пришлось подкладывать современную, мысленно вычитая из нее новые дороги и населенные пункты... Да. Кое-какие экстраполяции в прошлое выглядели спекулятивно,
И вот теперь Фридрих высказал это открыто, мысленно готовясь к любой реакции, включая взрыв профессорского гнева или демонстративное непонимание.
Порциг посмотрел на Власова очень внимательно. Потом отложил в сторону ложку. Потёр переносицу.
– Лично я и не собирался это скрывать, - спокойно сказал он.
– Мои, некотором образом, заслуги начинаются и заканчиваются подготовкой экспедиции... ну, и участием, конечно. Но вы же понимаете: серьёзную разведку мы не проводили. Вы представляете себе, что такое серьёзная геологоразведочная работа? А у нас... Это был сумасшедший марш-бросок, но мы уже знали, куда направляемся. Я никогда не приписывал себе чести открытия российского никеля. И я не просил делать из меня героя Райха и России. Но ваши коллеги в своё время убедили меня, что это необходимо - в интересах безопасности обеих стран. Я нашёл их доводы разумными.
Власов внутренне подобрался и стал слушать очень внимательно.
– Давайте уж тогда с начала. Только учтите: всё, что я вам скажу здесь и сейчас, я никогда не произнесу публично или под присягой, - речь профессора стала размеренной, лекционной, и даже количество слов-паразитов заметно поуменьшилось.
– История это старая, и начать придётся ab ovo. Итак. В молодости я имел честь быть учеником и доверенным лицом академика Отто Юльевича Шмидта. В последние годы его жизни я исполнял обязанности его личного секретаря.
Профессор прикрыл глаза.
– Отто Юльевич был...
– Фридрих почувствовал, как профессор чуть было не вклеил своё обычное "некоторым образом", но вместо этого просто сделал паузу, - своеобразным человеком. Впрочем, о его качествах именно человеческих, я, с вашего позволения, распространяться не буду. Аут бене, аут нихиль. Скажу только, что они не доставляли мне удовольствия. Зато как учёный и политик он был блестящ. Физик, геолог, математик, химик, специалист по радиоанализу... занимался альпинизмом, на ледоколе плавал, самолёт водил... полярник... экономист, кстати... и, прежде всего - блестящий администратор. Короче говоря, универсал, теперь таких не делают. Карьеру начинал при большевиках. Первый вице-президент советской Академии Наук, директор Института теоретической геофизики, и всё такое прочее...
– Это верно, теперь таких не делают, - каким-то нехорошим голосом протянула фрау Порциг.
– А знаете, когда Отто Юльевич открыл в себе административные таланты?
– Лапочка, я тебя умоляю: не перебивай меня, хотя бы при гостях!
– профессор моментально вскипел.
– К тому же я не вижу в этом ничего дурного, - добавил он.
– И вообще, сначала он работал в Киеве. В городской управе. Ещё до переворота. А в Петербург он поехал делегатом съезда по делам высшей школы...
– Да-да, и там ненадолго застрял. И в ноябре семнадцатого он уже трудился в Наркомпросе. Начальником управления по продуктообмену, - добавила Анастасия Германовна.
– Лапочка, я тысячу раз тебе говорил: время было такое!
– всплеснул руками профессор.
– В конце концов, на этом месте мог оказаться какой-нибудь сумасшедший большевик, который... который... который я не знаю что сделал бы! А Отто Юльевич спас, да-да, буквально спас очень многих приличных людей!
– Но я ведь не возражаю, папочка. Ну конечно же, он спас очень многих приличных людей. Просто я хочу объяснить нашему гостю одну вещь. Чтобы в ноябре семнадцатого занять место у хлеборезки, нужно было быть незаурядным человеком. Вот и всё, - невозмутимо закончила фрау Порциг.
– Уффф... Женщины, некоторым образом, не понимают определённых вещей, - пробурчал профессор и демонстративно занялся ухой.
После нескольких ложек он немного успокоился и продолжил.
– После войны у него были неприятности, конечно. Всё-таки "красный профессор", делегат большевистских съездов, полярник, челюскинец...
– последнего слова Власов не понял, но переспрашивать не стал, - кстати, в тридцатые годы они назвали в его честь мыс на Чукотке, он там до сих пор, некоторым образом, стоит... остров Шмидта тоже есть... ну и всякие награды, грамоты, тоже всё советское. Но у него было, в каком-то смысле, особое умение. Он умел разговаривать с властью. С любой властью, понимаете? С любой. В сорок третьем он уже был старшим консультантом председателя КРАБД по науке.
На сей раз Власов решил выяснить, что означает эта нелепая аббревиатура.
– Комиссия по Расследованию Большевистской Деятельности, - любезно объяснила Анастасия Германовна.
– Очень ответственная организация. Туда непроверенных не брали.
Власов вспомнил про Объединение жертв большевистского террора, в котором состояла Берта Соломоновна, и криво усмехнулся.
Появилась Маша в фартучке с пустым подносом, забрала опустевшие тарелки, и, ловко пристроив на тот же поднос супницу, удалилась к себе на кухню.
Фридрих тем временем немного поразмыслил над услышанным и пришёл к определённым выводам.
– Надо будет повнимательнее изучить наше досье на этого Шмидта, - наконец, сказал он. В материалах, которые он успел посмотреть утром, прямой ссылки на таковое почему-то не было - лишь очень краткая официальная биографическая справка.
– А чего там изучать, - пожал плечами профессор.
– Он работал, наверное, на все германские разведки, кроме кайзеровской. Ну и на российские тоже... включая советские, некоторым образом, службы. Я даже думаю, что дело, в каком-то смысле, сложнее... В тридцать четвёртом он был начальником арктической экспедиции на "Челюскине". Корабль затонул, полярники спасались на льдине... Это была целая эпопея. Большевики сделали из этого пропагандистское шоу, это они умели... В общем, полярников сняли со льдины, а Отто Юльевича вывезли на Аляску. У него, некоторым образом, открылось воспаление лёгких. Ну и вот... лечился в Штатах... Рузвельт его принимал, ещё всякие разные люди... Потом он вообще много по миру ездил...
– профессор помолчал и решительно закончил.
– Скончался Отто Юльевич в пятьдесят шестом. Удивительный был человек. В каком-то смысле.
Фридрих ещё немного подумал - и понял, что в досье покойного академика ему, скорее всего, заглянуть не дадут, тут даже Никонов не поможет. Разве что по очень большой нужде. Впрочем, особого желания смотреть в него он тоже не испытывал. Понятно, что академик работал с куда большим размахом, нежели одесская потаскушка, но суть была одна. На жаргоне Управления таких обычно называли Doppeladlers, "двуглавыми орлами". Впрочем, у покойного светила российской науки голов было явно больше...