Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
Власов отмотал несколько экранов, заполненных различными именами и обстоятельствами. В течении многих лет эта женщина зарекомендовала себя как первоклассная подсадная утка: ей удавалось втереться в доверие даже к очень умным и очень осторожным людям. Не последнюю роль здесь играла женская привлекательность: она была красива и охотно шла навстречу мужским желаниям, если это приносило ей выгоду. Впрочем, желание выйти замуж её не оставляло. В сорок три года она вступает в брак с неким Садовским, антикваром и любителем изящных искусств. В квартире 23 дома 8а, приобретённой на средства мужа, начинают собираться молодые талантливые - или, во всяком случае, свободолюбивые - художники, поэты, музыканты, в основном неарийского происхождения. Некоторые из них впоследствии приобрели известность - в разных смыслах этого слова... Пару лет спустя она возвращает себе
Увы, после пятидесяти Берта сильно сдала внешне. На фотографии, сделанной в пятьдесят восьмом, уже заметна старость: лицо, что называется, посыпалось. К тому же начались проблемы со слухом, а чуть позже и со зрением.
После семидесятого года в досье зияла дыра: документов не было - или Никонов не захотел их показывать. Учитывая время и обстоятельства, можно было предположить, что Берта имела отношение к Фолшпилю - что подразумевало прямое сотрудничество уже с его, Власова, родной конторой. Как бы то ни было, в очередной порции сведений, помеченных уже семьдесят девятым годом, она фигурировала как персональная пенсионерка, получающая от российского государства ежемесячное пособие - в качестве "ветерана антикоммунистического движения" (без уточнений). Тогда же она, судя по всему, овдовела: во всяком случае, Садовский больше не упоминался, а интерес к искусству как-то пропал. Зато гнездо на Бутырском Валу стало чем-то вроде привычного места сбора московской либеральной и окололиберальной тусовки. Берта Соломоновна всячески симпатизировала молодёжи - и что важно, пользовалась репутацией симпатичной и безобидной старухи, вдобавок ещё и глухой. Нетрудно было догадаться, как старая стукачка использовала свой физический недостаток: она демонстративно не пользовалась слуховым аппаратом, предпочитая читать по губам. Это создавало у людей ложное чувство безопасности и развязывало языки. При этом все комнаты, разумеется, прослушивались, а сама квартира находилась под постоянным наблюдением.
Власов откинулся в кресле и дал себе три минуты на переваривание информации. В общем-то, он чего-то подобного и ожидал. Оставался единственный вопрос - неужели никто из либералов не догадывался, чем именно промышляет старая Берта? "Кому надо, те знают" - ответил сам себе Власов. Знают. Но не слишком беспокоятся по этому поводу. Может быть, даже используют квартиру как место слива той или иной информации ДГБ. И даже не "может быть", а скорее всего... А вот тот факт, что фрау Галле и её сына направили именно к Берте, говорит о многом... Фридрих ещё раз перелистал несколько экранов, потом потянулся за целленхёрером, намереваясь сфотографировать несколько интересных мест. Чуть-чуть подумал и оставил чёрную коробочку в кармане. В конце концов, общее впечатление он получил. А копировать информацию, даже относительно невинную, в этих стенах было бы неосторожно. Не исключено, что дружелюбие майора скрывает за собой нечто иное. Допустим, Власова задержат на выходе, отберут трубку и найдут в памяти изображения экрана, на котором - информация из их внутренней сети... Это даст дэгэбэшникам солидный козырь в разговорах с Управлением.
Усилием воли он выкинул из головы мысли на эту тему и взялся за второй платтендат - времени осталось совсем чуть-чуть.
Платтендат S был куда короче B: на господина Спаде у ДГБ было не так уж много данных. К тому же сведения, особенно последние, отличались явной неполнотой - похоже, Никонов задал достаточно жёсткие условия поиска. В отличие от Берты Соломоновны, чья увлекательная биография всё же принадлежала прошлому, Спаде был проблемой текущего момента.
К удивлению Власова, Матиас Спаде был коренным дойчем: он родился в пятьдесят девятом году в Дрездене в семье военного. Получив среднее образование экстерном, Матиас поступил в военное училище, откуда был ещё до окончания взят в спецподразделение "D", которым тогда командовал знаменитый фон Гирке. "D" находилось в непосредственном ведении Управления, с прямым выходом на высшее руководство. Неудивительно, что у русских не было документов - а если даже и были, то показывать их офицеру Управления было бы неумно... Вкратце указывалась только специализация Спаде: операции под водой, в подземных помещениях, в коммуникациях. Особо отмечалось его владение арбалетом.
Через полтора года службы Спаде получил права старшего инструктора - как было известно Власову, в специфической внутренней иерархии подразделения это значило очень многое. Через три года он получил права руководителя группы и тогда же вступил в партию. В числе прочего упоминалась двадцатипроцентная надбавка к жалованью за успешную сдачу экзамена по иностранному языку: Спаде изучал китайский. Это было, впрочем, понятно: в тот момент "D" предполагалось использовать против китайского коммунистического режима. Впрочем, Спаде вообще легко давались языки... Всё предвещало быструю успешную карьеру.
Кончилось всё скандалом. Матиас был уличён в непристойном приставании к новобранцу. Было проведено внутреннее расследование, результаты которого в документах отсутствовали - похоже, Управление не сочло нужным делиться с русскими своими проблемами. Спаде же запятнал себя не только мужеложеством, но и предательством: дезертировал и скрылся.
В России он объявился в начале восьмидесятых, с изменённой внешностью и очень хорошими документами на имя некоего Ива Крипке, фольксдойча. Некоторое время на пару с каким-то азиатом (об этом человеке было известно крайне мало, даже его национальность вызывала сомнения - однако, никто не сомневался в том, что со Спаде его связывали не только деловые отношения) он руководил частным охранным предприятием "Золотая Звезда". По данным ДГБ, основными клиентами Спаде были китайцы, быстро богатеющие на сомнительных делах, прежде всего наркоторговле. Довольно быстро разобравшись, что к чему, "Ив" сначала становится личным охранником одного из крупных московских дуфанов, а потом - видимо, устранив хозяина - берёт дело в свои руки.
После чистки, устроенной ДГБ, Спаде на некоторое время залегает на дно. Потом, когда поднялась "кавказская" нарковолна, он снова всплывает на поверхность. На какое-то время ему удалось подмять под себя всю торговлю опиатами в московском метро. Потом дела пошли хуже. Другие дуфаны объединились против Матиаса и отказались от сотрудничества с его фанду. Кстати, одной из причин - хотя далеко не единственной и уж точно не главной - такого единодушия стала гомосексуальность Спаде, к тому моменту переставшая быть секретом: наркоторговцы решили, что им "западло Мюраться", ведя дела с педерастом... В результате некогда могущественная группировка оказалась в изоляции, а успешные операции отдела по борьбе с наркотиками поставили банду на грань распада. Тем не менее, шансы на поимку самого Спаде оценивались как низкие: слишком уж хороша была его профессиональная подготовка.
Власов попытался найти какие-нибудь упоминания о штрике. Их в документе не было совсем. Спаде специализировался на кокаине, опиатах и прочих традиционных отравах. Однако, это ещё ни о чём не говорило. А вот то обстоятельство, что с московскими дуфанами у Матиаса отношения были кислыми, отчасти объясняло его возможную осведомлённость в бургских делах...
В этот момент заскрежетал ключ в замке. Это был Никонов - с папкой в руках, всем своим видом излучающий деловитость и озабоченность.
Фридрих сразу же поднялся, освобождая место. Майор улыбнулся шире и кивнул.
– Ну что?
– поинтересовался он.
– Всё нашлось?
– В общем, да... кое-что интересное. Что ж, благодарю вас. Вы мне очень помогли.
– Не стоит благодарности... Давайте я отмечу вам пропуск, - Никонов взял бумажку, сверился с часами и поставил нужные закорючки.
– Ну вот, теперь вы свободны. Будут сложности и вообще - звоните мне прямо на трубку. Запишите номер.
Под его диктовку Фридрих внес номер в память своего "Сименса", поблагодарил и попрощался. От внимания Власова, разумеется, не укрылось предложение звонить на целленхёрер, а не на служебный телефон.
Едва Власов вышел в коридор, как его собственный целленхёрер затрясся в кармане. Фридрих бросил взгляд в оба конца коридора - тот был пуст - и, продолжая шагать в сторону лестницы, приложил трубку к уху.
– Власов!
– взвизгнул динамик возмущенным голосом фрау Галле.
– Где вы пропадаете? Я названиваю вам уже полчаса!
"Значит, кабинеты здесь экранированы", - понял Фридрих.
– "Весьма разумно."
– Я, кажется, уже информировал вас, что у меня хватает собственных дел, - он добавил в голос металла.
– Если вас никто не убивает прямо сейчас, подождите еще пару минут. Я сяду в машину, и мы спокойно поговорим, - не дожидаясь ответа, он дал отбой, ибо знал, что в случае реальной опасности голос журналистки звучал бы совсем иначе.