Юг в объятьях севера
Шрифт:
– Прикажете убить его?
– Это не так-то просто… Какая ночь, а? – сьор Намир потянул носом. – Как они это называют? Шлюхины губки?
– Венерия, она такая. Развратный цветок.
– Идем, развлечемся. Мне всегда хотелось попробовать этих горских сучек: так ли они хороши?
– Как вам будет угодно, мой сьор.
– Сира Хота убьет Ранмир. Судьба упрямо толкает их друг к другу. Видишь: оба положили глаз на одну и ту же женщину. Это лишь подольет масла в огонь. Но какова моя жена! Пожалуй, я был с ней слишком мягок…
… Балет слава Огню закончился, живые картины были встречены с
– Гота!
Она резко обернулась: муж! Наконец-то! Линар успел переодеться, но грим еще не смыл. Его глаза казались огромными, в густых черных прядях запуталась мишура. Он был разгорячен и весь пропах цветами. Гота почувствовала, что сердце остановилось. Она какое-то время не могла дышать, жадно разглядывая Линара. Как же хорош он был в балете! И не менее хорош в живых картинах. Она опять в него влюбилась, и снова не верит, что Линар принадлежит ей. Впрочем, это не такая уж и неправда: Линар принадлежит Чихуану, а не своей жене.
– Балет закончился, что дальше? – грустно спросила она. – Завтра у нас в Чихуане скачки? И ты, разумеется, участвуешь. А послезавтра все мы едем на побережье. Твой корабль уже под парусами.
– Мне кажется, нинита, ты обиделась, - Линар нежно взял ее руку и склонился, целуя кончики пальцев. Гота тонкой кожей обнаженного запястья почувствовала шелк его волос и тепло карминных губ. Сердце очнулось и стремительно забилось.
– А разве у меня есть такое право? – горько спросила она. – Обижаться?
– Ты моя жена, - мягко сказал Линар. – Я не собираюсь тебе изменять, какие бы красивые женщины меня не окружали.
– У тебя нет на это времени, милый. Я не беспокоюсь о том, что ты мне изменишь. Я переживаю, что ты меня попросту забудешь за всей этой суетой. Мы будем жить каждый в своем дворце, и встречаться только на официальных приемах. Весь Чихуан против нас, нашей с тобой любви. Ты нужен всем, ты их Бог. А я лишь досадная помеха, которая появилась в вашей веселой богатой столице, где каждую луну что-то празднуют… Пойдем, я смою грим, - вздохнула Гота. – Кто-то же должен стирать с божества позолоту и укладывать его спать.
– Я не собираюсь спать! – глаза Линара вспыхнули. – Не в эту ночь. Но я очень бы хотел, чтобы ты мне помогла снять одежду. Эти бриллианты… Они колются. А жемчуг насыпался мне за шиворот. У тебя красивое платье, - он нежно провел пальцем по выступающей из корсажа женской груди. – Подари мне цветок венерии?
– Ты говоришь про это? – Гота легко коснулась его губ. – Но нас ждут за столом. Гости собрались, мой сьор.
– Но надо ведь смыть грим.
Линар, смеясь, потянул ее за руку в темноту. И Гота простила ему все. Ее ветреное божество завтра с утра опять куда-то умчится. Но она, кажется, начала подстраиваться под этот безумный ритм. Скачки, говорите? Ну что ж, с горячими скакунами принцесса Дома Готвир умеет управляться прекрасно. Из Фригамы скоро прибудут новые лошади. Они не такие красивые, как чихуанские, зато выносливые. Как и все, кто родился на Севере.
Глава 18
Сьор Ранмир аль Хали смахнул огромным мечом еще с десяток настырных горцев, которые преграждали наемникам империи путь к воротам Храма. Ранмир рубил, колол, отсекал головы и конечности, заливая свой красный камзол и сапоги дымящейся кровью. За ним, шаг в шаг, будто приклеенный пробивался сир Гор. Вот уже тридцать с лишним лун сьор аль Хали со своими головорезами карабкался в горы, но прошли они всего лишь половину пути. Скалы становились все отвеснее и круче, растительность скудной, а холод лютым.
Наемники не роптали, но Ранмир то и дело ловил на себе недовольные взгляды. Куда мы идем? Зачем? Больше половины освобожденных горцами рабов уже удалось отбить. Их спустили вниз, где отощавших и замерзших невольников встретили надсмотрщики, тателариусы, восстановившие повреждения подъемных механизмов и храмы, и обозы с провизией, присланные из ближайших к каменоломням оазисов. Горцам и самим не хватало еды, а тут еще надо было кормить огромную ораву, не приспособленную к жизни на почти что голых скалах. Казалось, рабы должны быть рады, что окажутся снова в тепле и им хотя бы дадут нормальной еды. Пусть не вдоволь, но это будет мясо и горячая похлебка. Но радовались возвращению в каменоломни далеко не все. Встречались упрямцы, которые предпочитали свободу, несмотря на лишения, голод и холод. Этих Ранмир без колебаний велел казнить.
Сам он все больше ожесточался. Холод достал и его, Ранмир согревался, орудуя мечом, и постоянно искал стычек с горцами. Но наемники не были столь выносливы, да и скудная пища не давала столько сил, сколько требовалось в таких суровых условиях для изматывающего похода.
– Надо возвращаться, - сказал как-то утром Ранмиру сир Гор когда они, ежась от холода и ледяного ветра, вышли из палатки. Кое-где лежал снег, а выше, куда ни глянь, простирались горные вершины, сплошь им заваленные. – Припасы кончаются, люди мерзнут и болеют.
– Это они просили со мной поговорить? Наемники?
– Они говорят, я слушаю. Не обязательно говорят со мной. Мы все здесь сдохнем, в этих проклятых отвесных скалах, если будем подниматься выше. Мне-то наплевать, тебе, похоже, тоже. Но у кого-то внизу остались женщины и дети. Кто-то просто хочет жрать. Кому-то не нравится мерзнуть. Мой сьор не знает жалости. Но Мрак тебя возьми, Ранмир! Твоя жена, небось, родила. Не хочешь взглянуть на мальчишку?
– Хорошо. Мы возвращаемся. Как только сравняем с землей этот Храм, - Ранмир кивнул на купол главной колокольни, возвышающийся над глухой каменной оградой.
– Ты собираешься его разрушить?! Нам жрать нечего, все силы уходят на то, чтобы согреться! А ты хочешь, чтобы мы разобрали на камни эту чертову крепость! Ты псих! Уведем всех в рабство, и здесь само все загнется. Ну, кресты снесем. Оборвем колокола. Подожжем сам храм, в конце концов.
– Идея с поджогом мне нравится, - ухмыльнулся Ранмир. – Ладно, передай им, - он кивнул на стоящих поодаль наемников. – Как только возьмем этот Храм, начнем спуск. Выше не пойдем.
– Хвала Огню!
– сир Гор сплюнул. – А то я совсем окоченел.