Юго-Восток
Шрифт:
— Закрыть люки! Скотину — в бункер! Огнеметы к бою! — снова батин голос. — Лука, уводи своих к полимерному!
Мои мужики все черные от дыма, одни зубы да глаза видать. Девки тоже вовсю стараются. Рядом тур со страху ревет, притащил на соседнюю башню большой огнемет. С телеги снимать уже некогда, развернули мордой к дороге.
— Закачивай! Антон, Петро — качай!
Засвистел насос, завоняло бензином.
— Заряжай! Цель на два белых!
— Дьякон, химики подошли!
— Передай — пусть лупят по тому, горелому!
Большой био покидал все колеса от крана,
— Никак отдыхал долго, землей оброс, — удивился Степан. — Гниет заживо, тварюга!
Я дядьку Степана скорее по губам понял, так в ушах звенело.
— Огонь! Огонь! Огонь!
Мужики на телеге развернули хобот огнемета. Наш могильщик, тот, что трясся, одной ногой влез в ров, стал крениться на сторону. В него попали еще три бомбы, горел как следует. Когда он боком повернулся, стало видать, как из него труха сыплется. Позади в боках у него дырки такие, тоже в решетках. Рыжий говорит — это для охлаждения котла. Дык из дырок прямо земля и песок летели!
— Ротный, давление набрали! Разреши полить гада!
— Рано еще, далеко!
С левого фланга сильно загрохотало. Но звук не такой, как у мортир. Я вспомнил — Голова собирался новую пушку многоствольную испробовать. Вот и испробовал, толку никакого!
Большой био одной лапой стал гнуть и раскидывать ежи. Пару штук кинул в нас. Бабы заорали хором, когда тонна стали покореженной над головами пронеслась. Никого вроде не задело, но кинул по-умному, сшиб мостки, нарочно спущенные с клепаной стены. Теперь если отступать — в обход бежать придется.
Я смотрел в бинокль, не шибко веря глазам. Потом отдал Федору. Не стал своим говорить, что видел. Не стоило раньше времени всех пугать.
Голова был прав, ешкин медь! Эти заморские железяки изменялись. Горящая каша текла по ногам серого био, но он не подозвал серва и не стал сам тушить пламя. Я такого еще не видел. Похоже, ему на себя было наплевать. Могильщик проложил тропу среди наших заграждений и двумя ногами влез в ров. Во рву вода испокон зеленая, ряской заросла, а тут едва не вскипела. Тут био опять маленько качнуло, видать, на скользкое дно угодил.
— Ложись! Всем лежать! — батя снова. Я-то, дурилка, тогда не понял, чо он всех укладает. Как мортиру-то заряжать, коли носом в земли зарылся?
— Огнеметы — пли!
Точно два белых плевка полетели, ага. Сперва по воде угодили, но скоро поправились. На минуту серого окутало облако огня, вокруг светло стало, будто солнышко взад взошло, ага. И тут гад стрельнул.
— Ложись! Ложись!
— Ах, сука, ааа-а!
Ешкин медь, вбить бы его в землю по пятки! Лапой мотнул, точно брызги полетели. Только ни хрена не вода, ага. Железяки такие тонкие, будто кружки плоские, я уж потом разглядел. А вначале никто не понял, не особо прятались даже. А чо, разогрелись, осмелели. Эх, прав был дьякон Назар, что всех жопами кверху укладывал.
Засвистело страшно, стали эти фрезы плоские всюду втыкаться. Гаврюхе с соседней десятки прямо в грудь железка ткнулась, так и помер. Девке рядом руку оторвало. С вышки кто-то из стрелков завалился. Справа тоже заорали. Я как глянул — храни нас Факел! — там кровищи, раненых куча!
— Заряжай! Берегини — забрать раненых!
Тут большой био выволок откуда-то из развалин бочку на колесах. Бочка от бензовоза, длинная, метров десять. Могильщик ее швырнул на позиции механиков. С ней кусок заднего моста с колесами полетел. Гляжу — людишки в разные стороны кинулись, да куда там убежишь! Хорошо, что бочка насквозь ржавая, на лету еще развалилась, а то бы многих поубивало. Загремело сильно, зад гнилой, оторвался, в ров скатился. Все равно позицию механиков разворотило, все, что мы целый год строили! Пушка их, многостволка, стволы-то к небу задрала.
— Огонь! Эй, братва, а ну назад!
Показалось мне, что голос Головы слышу. Дык особо не разобрать, такой рев от пушек стоял. Серый био по пояс в ров зашел и к нам все ближе. Снова лапу поднял, но застрял маленько. Ему в корпус три бомбы попало, огонь поверху потек. Все же он сквозь горящую нефть нас не видел, пес вонючий!
— Ложись, все ложись! Огнеметы — пли!
Какой там, некому из огнемета поливать. Я туда глянул, аж ухи зачесались. Оба бойца с расчета лежат, фрезами посеченные, и баб двух убило, так на ручках насоса и повисли.
— Огнеметы, пли! — Командир патрульной роты охрип вконец. А тут, мало того что дым, дык еще туча на солнце накатила, вообще в потемках все.
Серый до берега нашего добрался. Два бетонных столба теплотрассы вырвал, за столбами и трубы толстые потянулись. Ох, ешкин медь, какой скрип да вой пошел, трубы-то по метру толщиной, гвозди да скобы во все стороны полетели!
— Наводи! Цель на один белый!
Ясно, что на один. Можно уже и напрямки стрелять, скоро весь, сволочь такая, из воды вылезет.
— Бомбу давай! — Я два ствола прочистил, от дыма отхаркался, головой кручу. Порох девки забили, черные сами, как черти, охрипли. Раненая орет, уносить некому.
— Бомбы! Бомбы где?! — перескочил я через гнутую сваю, подносящего нашего увидел. Убило паренька, насквозь фрезой пробило, маленько до нас телегу с бомбами не дотащил.
Ну чо, впрягся я, мигом зарядили две последние холодные пушки, пальнули. Снова залили роботу поганому смотровое стекло, он задергался, завертелся. Стволы у мортир горячие, плюнешь — шипит, мы все пальцы пообжигали, а чо толку — все равно броню евонную не пробить!
Дядька Степан оглох совсем, орет мне что-то, на уши показывает, а я не пойму. Справа огнемет плюнул славно, био вроде как застрял. Завыл тонко, точно волчонок, это моторы в ем надрывались. Стал пламя сбивать, а оно, ешкин медь, не сбивается. Уже весь ров, вся вода вокруг него горит, а он, гад, все вверх на колья лезет и трубу на себя тянет. Вывернул еще три столба, труба двойная оторвалась, на него упала.
— Огнеметы, целься ему в дыры! А ну, дай я сам!
— По стеклам ему бейте! Там глаза у них!