Юлиан отступник (Христос и Антихрист - 1)
Шрифт:
Они шли долго, сперва по узкому и темному переулку, потом по винограднику, и вышли наконец в голое поле, начало римской Кампании. Шелестел сухой бурьян. На светлой лунной дали виднелись пролеты кирпичного акведука времен Сервия Туллия. Ювентин оглянулся и произнес: - Кто-то идет.
Обе девушки также обернулись. Свет луны упал на их лица, и человек, следивший за ними, воскликнул радостно:
– Арсиноя! Мирра! Наконец-то я нашел вас! Куда вы?
– К христианам,- отвечала Арсиноя.- Пойдем с нами, Анатолий. Ты увидишь много любопытного.,
– К христианам? Не может быть...
– удивился центурион.
– С летами, друг мой, становишься добрее и равнодушнее ко всему,- возразила девушка.- Это суеверие не лучше и не хуже других. И потом,- чего только не делаешь от скуки?
– Я хожу к ним для Мирры. Ей нравится...
– Где же церковь? Мы в пустом поле?
– спросил Анатолий, с недоумением оглядываясь.
– Церкви христиан осквернены или разрушены их же собственными братьями, арианами, которые иначе верят в Христа, чем они. При дворе ты должен был наслушаться об единосущии и подобносущии. Теперь противники ариан молятся тайно в тех же самых подземельях, как во времена первых гонений.
Мирра и Ювентин немного отстали, так что Анатолий и Арсиноя могли говорить наедине.
– Кто это?
– произнес центурион, указывая на Ювентина.
– Потомок древнего патрицианского рода Фуриев,отвечала Арсиноя.-Мать хочет сделать из него консула, а он мечтает уйти, против ее воли, в пустыню, чтобы молиться Богу... Любит мать и скрывается от нее, как от врага.
– Потомки Фуриев-монахи. О, время!-вздохнул эпикуреец.
В это время подошли они к аренариям - древним копям рассыпчатого туфа, и спустились по узким ступеням на самое дно каменоломни. Луна озаряла глыбы красноватой вулканической земли. Ювентин взял из полукруглого углубления в стене маленькую глиняную лампаду с ручкой, выбил огонь и зажег. Длинное колеблющееся пламя вспыхнуло в остром горлышке, в котором плавала светильня. Они углубились в один из боковых ходов аренария. Прорытый еще древними римлянами, очень широкий и просторный, спускался он в глубину по довольно крутому наклону. Его пересекали другие подземные ходы, служившие работникам для перевозки туфа.
Ювентин вел спутниц по лабиринту. Наконец, остановился перед колодцем и снял деревянную крышку. Пахнуло сыростью. Они спустились осторожно по крутым ступеням.
В самой глубине была небольшая дверь. Ювентин постучался.
Дверь отворилась, и седой монах-привратник впустил их в узкий и высокий подземный ход, прорытый уже не в рассыпчатом, а зернистом туфе, достаточно рыхлом для удобного прокапывания галерей.
Обе стены покрыты были от земли до потолка мраморными досками или тонкими плоскими черепицами, которыми заделывались бесчисленные гробницы.
Иногда встречались им люди с лампадами. При мерцающем свете Анатолий, остановившись на минуту, прочел надпись, вырезанную на одной из плит: "Дорофей, сын Феликса, покоится в месте прохладном, в месте светлом, в месте мирном"-requiscit in loco refrign, luminis, pacis"; на другой плите: "Братья, не тревожьте сладчайшего сна моего".
Смысл этих надписей был любовный и радостный. "Софрония,-говорилось в одной,-милая, будь вечно живою в Боге" - "Sophronia dulcis, semper vivis Deo",- и немного дальше - "Sophronia, vivis" - "Софрония, ты жива",-как будто писавший окончательно постиг, что смерти нет.
Нигде не говорилось: "он погребен", а только "положен сюда-depositus". Казалось, что тысячи и тысячи людей, поколения за поколениями, лежат здесь, не умершие, а уснувшие легким сном, полные таинственным ожиданием.
В углублениях стен стояли лампады, горевшие недвижным длинным пламенем в спертом воздухе, и красивые амфоры с благовониями. Только запах гнилых костей из щелей гробов напоминал о смерти.
Подземные ходы шли в несколько ярусов, спускаясь все ниже и ниже. Кое-где в потолке виднелось широкое отверстие отдушины - луминария,- выходившей в Кампанию.
Иногда слабый луч месяца, скользя в луминарий, озарял мраморную доску с надписью.
В конце одного хода увидели они могильщика за работою. С веселым лицом, напевая, ударял он железной киркой в зернистый туф, который округлялся и принимал вид свода над его головой.
Вокруг главного надзирателя могильщиков - фоссора, человека в роскошной одежде, с хитрым и жирным лицом, стояло несколько христиан. Фоссор, получив в наследство целую галерею катакомб, имел право за деньги уступать места, свободные для погребения, в принадлежавшем ему участке; участок был очень выгоден, потому что здесь покоились мощи св. Лаврентия. Могильщик нажил себе состояние. Теперь торговался он с богатым и скупым кожевником Симоном. Арсиноя на минуту остановилась, прислушиваясь.
– А далеко ли место от св. Лаврентия?
– спрашивал Симон недоверчиво, думая об огромных деньгах, которые требовал фоссор.
– Не далеко: шесть локтей.
– Вверху или внизу?-не унимался покупщик.
– Одесную, одесную, так - наискосок. Говорю тебе, место отличное, лишнего не беру. Сколько бы ни нагрешил, все отпустится! Так прямо и войдешь со святыми в царствие небесное.
И фоссор привычной рукой стал снимать с него мерку для могилы, как портной для платья. Кожевник убедительно просил устроить ее попросторнее, чтобы лежать было не тесно.
В это время подошла к могильщику бедно одетая старушка:
– Что тебе, бабушка?
– Деньги принесла, добавочные.
– Какие добавочные?
– За прямую могилу.
– А, помню. Что же в кривой не хочешь?
– Не хочу, отец мой,-и без того уже ноют кости... В катакомбах, особенно поближе к мощам святых, так дорожили каждым свободным уголком, что приходилось устраивать немного искривленные могилы там, где расположение стен не позволяло другого устройства; кривые могилы покупались только бедными.
– Бог весть, думаю, сколько времени лежать до Воскресения,- объяснила старушка.- В кривую попадешь сначала-то оно, пожалуй, и ничего, а потом, как устанешь, плохо...
Анатолий слушал и восхищался.
– Это гораздо любопытнее, чем таинства Митры,уверял он Арсиною, с легкомысленной улыбкой.-Жаль, что я раньше не знал. Никогда не видывал я более веселого кладбища!
Они вступили в довольно просторную усыпальницу. Здесь горели бесчисленные лампады. Пресвитер отправлял
службу. Алтарем была верхняя плита гробницы мученика, которая находилась под дугообразным сводом.