Юлий Цезарь
Шрифт:
Я ухожу, а вы не расходитесь,
Пока Антоний речи не закончит.
(Уходит.)
Останемся Антония послушать.
Антоний благородный, на трибуну
Ты поднимись. — Послушаем его.
Обязан Бруту я за разрешенье
Здесь
(Всходит на ростру.)
Что он сказал о Бруте?
Что он обязан Бруту разрешеньем
Здесь перед нами всеми речь держать.
Пусть говорит почтительней о Бруте.
Ведь Цезарь был тиран.
В том нет сомненья,
Но, к счастью, от него избавлен Рим.
Послушаем Антония. Молчанье!
О римляне!
Послушаем его.
Друзья, сограждане, внемлите мне.
Не восхвалять я Цезаря пришел,
А хоронить. Ведь зло переживает
Людей, добро же погребают с ними.
Пусть с Цезарем так будет. Честный Брут
Сказал, что Цезарь был властолюбив.
Коль это правда, это тяжкий грех,
За это Цезарь тяжко поплатился.
Здесь с разрешенья Брута и других, —
А Брут ведь благородный человек,
И те, другие, тоже благородны, —
Над прахом Цезаря я речь держу.
Он был мне другом искренним и верным,
Но Брут назвал его властолюбивым,
А Брут весьма достойный человек.
Гнал толпы пленников к нам Цезарь в Рим,
Их выкупом казну обогащал,
Иль это тоже было властолюбьем?
Стон бедняка услыша, Цезарь плакал,
А властолюбье жестче и черствей;
Но Брут назвал его властолюбивым,
А Брут весьма достойный человек.
Вы видели, во время Луперкалий
Я трижды подносил ему корону,
И трижды он отверг — из властолюбья?
Но Брут назвал его властолюбивым,
А Брут весьма достойный человек.
Что Брут сказал, я не опровергаю,
Но то, что знаю, высказать хочу.
Вы все его любили по заслугам,
Так что ж теперь о нем вы не скорбите?
О справедливость! Ты в груди звериной,
Лишились люди разума. Простите;
За Цезарем ушло в могилу сердце.
Позвольте выждать, чтоб оно вернулось.
В его словах как будто много правды.
Выходит, если только разобраться, —
Зря Цезарь пострадал.
А я боюсь,
Его заменит кто-нибудь похуже.
Вы слышали? Не взял короны Цезарь;
Так, значит, не был он властолюбив.
Тогда они поплатятся жестоко.
От слез глаза его красны, как угли.
Всех благородней в Риме Марк Антоний.
Вчера еще единым словом Цезарь
Всем миром двигал: вот он недвижим,
Без почестей, пренебрегаем всеми.
О граждане, когда бы я хотел
Поднять ваш дух к восстанью и отмщенью,
Обидел бы я Кассия и Брута,
А ведь они достойнейшие люди.
Я не обижу их, скорей обижу
Покойного, себя обижу, вас,
Но не таких достойнейших людей.
Вот здесь пергамент с Цезаря печатью,
Найденный у него, — то завещанье.
Когда бы весь народ его услышал, —
Но я читать его не собираюсь, —
То раны Цезаря вы лобызали б,
Платки мочили бы в крови священной,
Просили б волосок его на память
И, умирая, завещали б это
Как драгоценнейшее достоянье
Своим потомкам.
Прочти нам завещанье, Марк Антоний.
Прочти нам Цезарево завещанье!
Друзья, терпенье. Мне нельзя читать.
Нельзя вам знать, как Цезарь вас любил.
Вы — люди, а не дерево, не камни;
Услышав Цезарево завещанье,
Воспламенитесь вы, с ума сойдете;
Не знаете вы о своем наследстве,
А иначе — о, что бы здесь свершилось!
Мы слушаем. Читай скорей, Антоний,