Юлька или рыжая муза кавторанга Беляева
Шрифт:
Где-то в течении получаса перезарядились. Заставила Левицкого несколько раз всё перепроверить. Очковала. И не зря! Сука, чеку какую-то выдернуть на нервах забыли…
Вылезли на самом малом. На самое чуть-чуть! На мизинчик! Ток носом. В мертвой зоне джаповских кормовых пушек, чтоб не подставиться. Джапы из ружей стрелять пытались. Ток мешки и два трофейных пулемета рулят. Сдули и вдули!
Восьмидюймовками и миной.
Ну а дальше — отползли, прячась за скалу, и почапали своим курсом. Даже ждать пока эта сволочь воды
Сука, и волнение уже до усрачки не пугает! Мои цивилы на что от волн тряслись, и то орать перестали, из нутра поглазеть повылазили. Чо потопленный броненосец творит с психикой!
Притопили. Победили. Хвост задрали. Правда кругаля в пять миль всё-таки дали от греха. Обтекая. Селфи ещё на фоне истерично палящего и просевшего на камнях джапа нащёлкали!
Дохните твари. Даж если и сдёрнут теперь этот броненосец со скалы, все равно кораблю однозначная крышка! Ток на металл, никто такое старье восстанавливать не возьмётся… Хрен тебе! Зубы теперь коротки!
Ещё и Беляев обрадовал — волны об скалу за пару-тройку суток доломают то, чо мы не сломали. Надеюсь, снять никого не успеют…
Будут тут мне ещё меня мудаки какие-то гонять. Унижать и доминировать — только наша женская привилегия!
* * *
Циндао
На четвертые сутки докондыбали до берега. Хуань Хай или Жёлтое море и 400 миль позади.
Сука, никогда так не радовалась земле. Воды нет, опреснители посечены осколками снарядов этого долбаного броненосца, корпус течет, остатки пара теряем, котел фурычит уже ток один из четырёх, в команде 2 потеряшки, 7 убитых и 23 раненых. В том числе поломавшаяся при якорном рывке гражданская тетка.
И еще под триста душ как селедок в бочке в семидесяти метровом кораблике! Как муравьев с личинками в спичечной коробке!
Жопа короче. Но мы доползли! Четырехузловым, но доползли. А «Чин-Иен» кормит рыб! Два дня в эфир стучал. Искрой. Видимо помощи требовал. Теперь молчит. Достучался, сука…
Ночую в рубочной, тьфу достал этот морской сленг, рубке! Потому как эту японскую сучку доставать из каюты не знаю и ссу. Чо от нее ждать не знаю. И моих архаровцев ссу. Тож те ещё шкатулки с секретом, какая моча опять в голову стукнет даже сами не знают! А запаса на их выкидоны у моего «Корейчика» уже ваше нема, изнасиловали уроды старичка. Пузыри б не пустить на входе. И гражданских на палубу не вытащишь. Смоет…
Как дура надеялась, от гейши спряталась — по ночам хоть напьюсь и отосплюсь. Как же! Теперь от посольских прохода нет. От по-одной в первую ночь отбилась. Рулевого постеснялись. Сука! Думала пронесло…
Теперь по двое-трое зажимают. Сучки драные, наплетенную мной в Чемульпо кореянкам сказку про детей как заклинание талдычат. Это при живых-то мужьях! Требуют. Сучки, у меня требуют!
И откуда ток узнали? Найду кто растрезвонил — утоплю в сортире!
При всей бесякости ситуёвины не пошлёшь — в башке озабоченный маньяк засел. Сломала мне гейша капитана. Ваще сломала. Полный неадекват озабоченный! Я и долбила, и уговаривала, и Ара уже с ним из-за Изки пару раз дрался! Пох… Не помогает, короч. Канючит. Пристает. Руки распускает, ток расслабишься — с «сосиской» лезет. То ко мне, то к Изьке. Булки ваще не расслабишь. Даж поспать…
Вот и приходится при дамах выгонять рулевого и спускать Беляева с цепи…
Спать хочу. Убивать всех, твари, хочу. Изькин постоянный плач, ор рогатого, бабские приставания и гундеж Беляева достали…
Ярко светит солнышко, почти штиль, впереди милях в десяти город Циндао, по правой скуле бухта Августы Виктории и, сука, как привет — атакующая пара миноносок под хиномару. Ну, под солнечным флагом. Дебилы?
Нет, конечно красиво идут! Шустро! Расходясь в стороны, беря в клещи. Но… Днём под стволами германских береговых батарей переть на мелкого злобного русского батлшипа? Вообще страх потеряли?
Или немцы тож за них уже? Да вроде не должны…
А у нас на палубе никого! Устали и ох… ренели степановцы. Долбаная борьба за живучесть вымотала…
Да я ж их… Да я ж по ним… Ага, да я ж им нихрена и не сделаю! Не стрелять — жопа! И стрелять тоже очково. Германские 11 дюймовые батареи по берегу натыканы как девки на Тверской и ещё эти долбанные постоянные течи. Трюмные с ног сбились. Там уже на метр море плещется… Ара злобным кроликом рычит, Изька — опять ревёт. Один кэп «молодец». Ночи ждёт, лапы потирает, чуть зеванещь — к жопе подкрадывается…
И я. Рассуждаю еще вот как адекватный, всё понимающий человек. Поступаю ток уже по другому.
— Степанов, сука, ты где!?
Ну и колокола дернула. Громкого боя. Засуетились. Дед-артиллерист взмыленный и расхристанный прилетел с пылающим засосом на шее. Не поняла, эт чо…
— Степанов почему джапы на нас ещё прут, а не рыб уже кормят?
— Григорий Павлович, помилуйте! Так вы ж сами даже приближаться к орудиям запретили и вообще все мои по вашему ж приказу в трюмах воду… Да и германцы…
Ага, сука, ещё и я виновата! Да мало ли, чо девушка сказать могла! Ты ж мужик…
— Дед, ты дурак?
— Да я…
— Да ты! Давай своих всех на верх и доказывай Степанов! Доминируй! Мочи джапов! И это… Засос прикрой!
Смутился. Покраснел. Помычал чо-то там, махнул рукой и ускакал.
Джапы пошли на сближение. А в рубку Бирилев прискакал.
— Офицер, вы почему не на посту были?
— Григорий Палыч, так вы ж сами того… И жена, того…
— К штурвалу! И на мель не посади! — хлопнула по спине, подталкивая. Взвыл!