Юнармия (Рисунки Н. Тырсы)
Шрифт:
Во время гражданской войны здесь было целое кладбище негодных вагонов. Они валялись, опрокинутые набок, и глядели окнами в небо.
У южной стены тупика находились три деревянные кладовые. Стены кладовых были пробиты пулями. На всех дверях висели замки с лошадиную подкову.
Вряд ли кто, кроме нас, в эти дни заглядывал в старый тупик. Кладовщик и тот уже давно не заходил сюда. Это было видно по замкам. Они обросли мохнатым, густым слоем грязи.
Глухо было в тупике. Молчаливо стояли кладовые, только
Иван Васильевич шел между вагонами и, качая головой, говорил:
— Лежит вот все без толку. А ведь тут винтиков сколько, гаечек, шурупчиков!
— Э-э, ребята, смотри-ка — кожаный пояс! — крикнул Васька и полез было под вагон.
— Ну его, что у нас своих поясов нет, что ли? Ты оружие ищи, а не пояса.
Долго мы бродили по тупику и ничего не находили.
Вдруг совсем близко кто-то застучал палкой по колесам.
— Осмотрщик, верно, — сказал Васька, — колеса выстукивает.
Мы осторожно заглянули под вагон.
— Андрей! — закричал Васька.
У вагона, притаившись, стоял Андрей. Он, видимо, услышал наши голоса и тоже насторожился.
Мы кинулись к нему.
— Где же ты пропадал, Андрей? Ты разве не в Курсавке?
Я даже обозлился на него:
— Что же ты на фронт не ушел? Только хвастал, да?
— Ну и чудной ты, Гришка! Куда же я один пойду?
— А чего же к нам не приходил?
— Рассердился на тебя, вот и не приходил. Вдвоем мы бы уже давно на фронте были.
Андрей порылся в кармане и вынул четыре патрона.
— Вот здесь нашел, — сказал он.
Ванька осмотрел их и сказал деловито:
— Ну если патроны нашел, так и граната тут может быть.
— Ясно, может, — сказал Андрей. — Надо только поискать как следует. Без толку болтаться нечего, главное — смотри под вагонами.
— Я и хотел лезть, — сказал Васька и, недолго думая, нырнул под вагон.
Мы тоже полезли на животах под вагоны.
— Ай, ай! — закричал вдруг Васька, словно его кто резал.
Мы все поползли к нему на помощь. А Васька все орал и показывал пальцем под соседний вагон.
— Ай, ай! Человек!
Мы схватили Ваську за руку.
— Какой человек?
— Живой.
Из-под багажного вагона, опираясь на толстую палку, вылез человек в грязной шинели.
— Тише, — хриплым голосом сказал он. — Тише. Лезьте сюда.
Мы выбрались из-под колес и робко подошли к человеку.
— Вы только не кричите, ребята милые, — торопливо сказал он, запинаясь. — Вы чьи?
— Мы поселковые.
— Кто ваши отцы?
— А тебе на что? — крикнул Иван Васильевич.
Мне стало жалко этою обтрепанного, грязного человека. «И чего он залез сюда? Прячется, верно, от кого», — подумал я.
— Чьи же вы? — еще раз спросил человек.
— Деповские, — сказал я. — А ты кто такой?
— Я красноармеец.
Мы так и уставились на него во все глаза. Лицо у него было совсем серое от грязи. Скулы туго обтянуты кожей.
— Товарищ красноармеец, закури, — сказал Андрей и протянул ему пачку махорки.
Я вытащил из-за пазухи хлеб, прихваченный из дому. Иван Васильевич достал из кармана спички.
Красноармеец прежде всего потянулся к Андрейкиному табаку. Руки у него дрожали.
Вместе с ним закурили и мы. Желтоватый дым закружился над нами легким облачком.
— А что ты здесь делаешь? — спросил красноармейца Андрей.
— Отстал я… Ранен… — и красноармеец отвернул правую штанину. Под штаниной мы увидели наскоро сделанный из рубахи почерневший бинт, на котором густым коричневым пятном засохла кровь. — Не мог со своей частью уйти. Потому и болтаюсь здесь.
— А где ночуешь? — спросил Васька.
— На чердаке. Вон на том, что с пробитой крышей. — И красноармеец показал на среднюю кладовую, у которой снарядом была разворочена крыша.
— Ребята, смотрите только не проболтайтесь. Если узнают, что я здесь, повесят, гады.
— Ты, товарищ, не беспокойся. Мы не проболтаемся. Не такие, — сказал Андрей.
— Ну, идите отсюда, — сказал красноармеец, — а то еще заметят нас.
И, опираясь на палку, он медленно побрел к своей кладовой.
Мы долго смотрели, как он, тяжело волоча простреленную ногу, неуклюже карабкался по шаткой лестнице на чердак.
Когда он скрылся, мы побежали в поселок.
— Андрей, что же теперь нам делать? — спрашиваю я на бегу.
— Что? Молчать. Никому об этом. Помрем — не скажем.
— А есть-то ему надо? — говорю я. — Ведь моего хлеба ему надолго не хватит.
— Носить будем, — отвечает Андрей. — А потом я его к себе возьму. Братья у меня ничего, ругаться не будут.
— К себе, — протянул Васька. — Ты все себе… А может, мой отец тоже бы его пустил. У нас и комната больше…
— Там видно будет, не спорь, — сказал Андрей.
Васька замолчал.
За водопроводной будкой Андрей остановил нас и, нагнув голову, тихо сказал:
— Ребята, смотрите! Ни матери, ни отцу — ни одного слова. Слышите?
— Слышим. Ни слова.
Мы попрощались и разошлись по домам.
Я бежал по улице и думал: «Какой сегодня удачный день! У нас есть красноармеец».
Глава X
БЕЗ ВЫСТРЕЛА
На вокзале праздничная суета. «Победа» стоит на главном пути, у перрона.