Юнармия (Рисунки Н. Тырсы)
Шрифт:
Толпа двинулась на него стеной. В воздухе засвистели гайки, ключи, обрезки железа. Командир поднял маузер и выстрелил прямо в середину толпы. Один рабочий вдруг качнулся, будто кланяясь, и повалился вперед. Я сразу даже не понял, что с ним случилось. Видел только, как он уткнулся седоватой головой в засыпанную опилками землю. Рабочие расступились. Командир бронепоезда и комендант круто повернулись и быстрым шагом вышли из депо.
Илья Федорович бросился к упавшему рабочему, нагнулся над ним и приподнял его голову.
— Смотри,
— Кончен, — сказал Илья Федорович и побелел, как мертвый.
Он разогнул спину и посмотрел вслед офицерам:
— Ну, держись теперь! Припомнится!
Все стояли вокруг Ильи Федоровича и смотрели на его перекосившееся от гнева лицо.
— Ну что ж, — сказал Илья Федорович, — молодцы те, кто винтовки взял. Так и надо.
Глава XVI
НЕЗАРЫТАЯ МОГИЛА
Гудок надрывался, голосил. Струя белого пара билась в воздухе над длинным железнодорожным депо. Но мастеровые в этот день на работу не вышли.
Они проходили мимо депо и сворачивали на вторую линию поселка, к дому, где жил Леонтий Лаврентьевич.
Вся улица у низенького домика, крытого старой соломой, была набита мастеровыми, поселковыми и станичниками.
Я, Андрей и Васька протиснулись за Ильей Федоровичем во двор.
Илья Федорович держал обеими руками большой металлический венок, который деповские сделали в мастерских. Жестяные листья венка дрожали и звенели.
Толпа расступилась, и мы прошли в комнату. Леонтий Лаврентьевич лежал в некрашеном гробу, наспех сколоченном мастеровыми. Его крутой подбородок и впалые щеки обросли белой щетиной, грудь была плоская, как доска.
Мы постояли молча несколько минут. Потом Илья Федорович положил в ноги покойнику венок, поправил складки на простыне и негромко сказал:
— Ну, взяли.
Четыре крепких молодых парня перекинули через плечи белые полотенца, подняли с табуретов гроб и понесли. Следом двинулась толпа. Две женщины вели жену Леонтия Лаврентьевича. Она всхлипывала и вытирала слезы платком, свернутым в комочек.
Впереди шел Илья Федорович и нес на голове крышку от гроба.
Вместе со всеми мастеровыми весь наш отряд шагал за гробом. Вдруг Васька толкнул меня локтем и тихо сказал:
— Вон Порфирий!
Я вытянул шею. Рядом с моим отцом шел Порфирий в своем брезентовом плаще с капюшоном и что-то шептал отцу на ухо.
Ворота кладбища были широко открыты.
Гроб пронесли по узенькой тропинке между старыми, покосившимися вправо и влево крестами и поставили у неглубокой ямы.
Илья Федорович стал на кучу земли у самой ямы и, глядя себе под ноги, медленно заговорил:
— Товарищи, белые убили нашего мастерового…
Больше он не сказал ни слова и заплакал. Тогда из толпы вышел Порфирий. Он взобрался на соседнюю могилу и спокойно начал:
— Братья казаки и мастеровые! Бьют нас офицеры, вешают шкуринцы, расстреливают дроздовцы. За что погиб человек? Разве он преступление какое совершил? Товарищи, если мы молчать будем…
В это время за оградой послышался дробный топот, и в ворота кладбища влетели конные казаки. Они скакали через насыпи и ограды прямо к открытой могиле. Тут они врезались в толпу и стали направо и налево стегать нагайками с размаху по чему попало — по плечам, по спинам, по лицам.
Все бросились бежать.
Андрей, Васька и я пустились напрямик через выгон в поселок
На бегу Васька хватал куски желтой глинистой земли и. не оборачиваясь, швырял через плечо.
Вдруг сзади на кладбище послышался треск досок. Я оглянулся. Это лошади раздавили гроб.
Когда мы с Васькой были уже дома, прибежали Илья Федорович и мой отец. Илья Федорович стер рукавом кровь, сочившуюся из рассеченной губы, и чуть слышно сказал:
— Ну, Леонтия теперь никто не забудет. Памятник ему нынче казаки поставили.
Глава XVII
САПОГИ ПОД РАСПИСКУ
Дня через три-четыре после похорон Леонтия Лаврентьевича Андрей поздно засиделся у нас и остался ночевать.
Вечером я, Васька и Андрей примостились на крыльце и разглядывали на небе звезды. Мы высматривали Большую Медведицу. Андрей, вытянув руку, показывал на небе ковш, но я, как ни старался, не мог его разглядеть. Тогда Андрей взял мою руку и стал водить ею по воздуху.
— Вот дерево — видишь? Сбоку труба — видишь! Так ты смотри между деревом и трубой. Ну вот. Теперь веди руку вверх. Видишь?
Я молчал.
— Видишь ковш? — снова спросил Андрей.
— Ничего, Андрюша, не вижу.
Андрей разозлился и опять ткнул моим пальцем вверх. В это время калитка скрипнула, и во двор, осторожно ступая, вошел какой-то парень. Он остановился посреди двора и тихо позвал:
— Гришка… Андрей…
— Сенька!… — так и задохнулся Андрей и вскочил на ноги. — Откуда?
— От наших, через фронт ходил, — сказал Сенька.
Мы даже рты разинули.
— А мы думали, тебя убили давно, — сказал Васька.
— Нет, жив покуда.
— А отца нашел? — спросил Андрей.
— Нашел. В Курсавке он.
— А у нас тут что делается! — громко зашептал Васька. — Делов целые горы. Идем за погреб, там разговаривать будем.
Мы пошли за погреб. Васька все время забегал вперед, ощупывал Сенькины карманы, отворачивал полы его пиджака.
— Да что ты меня рассматриваешь, словно куклу фарфоровую?
— Тоже, загордился! Посмотреть нельзя? Да? — сказал Васька.
— Да чего ты ищешь-то?
— Маузер смотрю или бомбы там…