Юношество, зрелость и прочее
Шрифт:
– Ты видел, кто у нас сегодня кровь брал? – Борька поманил пальцем Лёшку к себе. Тот подошёл вплотную к нашему столику.
– Видел, – ответил Лёша, – карга старая и две молодые кобылки.
– Ну вот, Вадик и симулировал обморок, чтобы посмотреть, что у этих кобылок под халатиком, – снисходительно усмехнувшись, сказал Борька. – Вадик, да расскажи ты ему! Что человек мучается?
Я рассказал.
– Обалдеть! – восхитился Корзун и убежал к своему столику.
Мы допили вино и разошлись по домам.
– Спасибо, –
– Пожалуйста, – ответил Витька. – Ты, главное, про звездолёты не рассказывай. Пусть думают, что ты специально сознание потерял.
Я пообещал молчать про звездолёты.
После этого я честно отгулял два положенных дня и два следовавших за ними выходных. На работу я вышел в понедельник. Но поработать у меня не получилось. Стоило мне появиться в каком-нибудь цехе, как меня сразу же окружала группа до этого мирно работающих мужчин.
– Расскажи, – просили они, – расскажи, как ты кровь сдавал.
И я рассказывал: одним, другим, третьим. Правда, к концу рабочего дня грудь у беленькой со второго размера увеличилась до шестого, и бюстгальтер у чёрненькой из красного превратился в пурпурный. Но это уже никого не смущало. Все жаждали подробностей и восхищались моей смекалкой. Ко мне прицепилась кличка Симулянт.
Через два с половиной месяца случился очередной день донора. Как потом подсчитали в нашей бухгалтерии, выразили готовность сдать кровь 76 процентов работающих в Управлении механизированных работ.
В местной поликлинике был аншлаг. Не было только отработавших практику двух медсестёр, виновниц этого самого аншлага. Зато была озверевшая от наплыва доноров Яна Геннадиевна и дюжина медработниц преклонного возраста. Поэтому в обморок никто не падал и в разрезы халатов не заглядывал.
А я после того случая стал донором: раз в год или два прихожу в близлежащую больницу или поликлинику и сдаю кровь. Она у меня, как выяснилось, довольно редкая. Третья группа, резус-фактор отрицательный.
Дрожжи
Личность Михаила Сергеевича Горбачёва у меня всегда ассоциируется с алкоголем. Точнее, с его дефицитом. Да. В его время был дефицит всего: талоны на мыло, на сигареты, на стиральный порошок. Но первыми с прилавка стали исчезать спиртные напитки.
А тут ещё одна напасть. К началу перестройки мне исполнилось 18 лет, и я мог уже по закону покупать алкоголь в магазине. Но воспользоваться своим конституционным правом мне удалось только один раз, после чего закон поменяли, установив новый возрастной ценз – 21 год.
Обалдев от такой несправедливости, я ушёл в армию. А там было не до алкоголя: личный состав, наряды и караулы.
После армии было тоже как-то не до пьянок: работа, рождение дочери, бессонные ночи, обустройство семейного гнезда в коммунальной квартире.
Поработав некоторое время на госпредприятии, я вместе с тремя такими же авантюристами, как и я, создал торгово-закупочный кооператив с гордым названием «Юнона». (Рок-опера Рыбникова тогда была на вершине своей славы).
Деятельность нашего кооператива была простой. На Украине или в Молдавии мы покупали овощи и фрукты и везли их в Московскую область, где ошалевшие от пустых прилавков жители раскупали наш товар с бешеной скоростью.
Всё первое лето существования нашего кооператива мы возили из южных республик в Подмосковье помидоры, перец, виноград, огурцы. До самой зимы. А зимой при делёжке полученных за сезон денег кооператив распался. Такое бывает.
Распался и распался.
Я на следующий год продолжил свою торгово-закупочную деятельность. Прибыль это приносило хорошую. Но были два «но». Первое – это инфляция. Заработанные потом и кровью деньги обесценивались быстрее, чем я их получал на руки. И второе – сезонность. Фрукты и овощи из южных республик можно было возить примерно только с июня по октябрь. Всё. Поэтому надо было придумать, чем заниматься в остальное время года.
И я придумал. Точнее, как это обычно бывает, всё решил Его Величество Случай.
Нежданно-негаданно я попал в колхоз, у председателя которого был родственник – Михаил Спиридонович, главный инженер дрожжевого завода, стоящего в соседнем районе. И когда мы грузили помидоры в ЗИЛ-130, этот родственник случайно оказался рядом – не сиделось ему дома. Разговорились, то да сё.
– А продайте мне дрожжи, – предложил я, – по коммерческой цене. По пять рублей за пачку. Я много возьму. Целый грузовик.
– Нельзя, – ответил Михаил Спиридонович, – у нас фиксированная цена. Полтора рубля за пачку.
– Уговорили, – улыбнулся я, – давайте по полтора.
– Вы не поняли, – в ответ улыбнулся главный инженер, – мы посторонним людям вообще не продаём дрожжи ни по какой цене. Только по магазинам и в кондитерские.
– Даже за взятку? – удивился я.
– Даже за взятку, – подтвердил собеседник.
– Не хотите продавать – давайте поменяемся, – после некоторого раздумья предложил я.
– А что у вас есть? – заинтересовался Михаил Спиридонович.
– Автозапчасти, пылесосы, электромясорубки, – начал перечислять я, вспоминая, что у нас производят в Серпуховском районе Подмосковья.
– Во! – остановил меня Михаил Спиридонович. – Электромясорубки – самое то. Классная штука! И пылесосы тоже. Я думаю, что договоримся.
И мы на следующий день договорились: уже на самом заводе и с участием директора.
– Везите ваши чудо-машины, – сказал мне директор, пожимая руку. – У нас на заводе в основном женщины работают. Они будут рады.