Юношество, зрелость и прочее
Шрифт:
– Да чё там сдавать-то? – не отставал Витька. – Выкачают из тебя пол-литра крови и всё. Делов на десять минут. Это всё равно что анализы сдать. Анализы сдавал когда-нибудь?
– Сдавал, – ответил я.
– Ну вот, – почему-то обрадовался Витька, – это то же самое. Ты, главное, приходи пораньше, чтобы в очереди не стоять.
Я подумал, подумал да и согласился. Два дня отгулов – это очень даже неплохо. Лето на дворе.
На следующий день к семи утра вместо работы я пришёл к нашей местной поликлинике, у входа в которую стояла внушительная очередь. Витьку я нашёл в середине этой самой очереди.
– А чего это народу так много? – удивился я. – Ты же говорил, что быстро кровь сдают.
– Да дармоеды, – отозвался Витька, – никто работать не хочет. Всем отгулы подавай!
– Сам ты дармоед, – сказал стоящий рядом парень и протянул мне руку. – Борис, двоюродный брат этого балабола. Можно просто Боря.
– Это ещё неизвестно, кто из нас балабол, – парировал Витька.
Между ними завязалась словесная перепалка, благодаря которой время в очереди побежало быстрее. А стоять в ней нам пришлось почти полтора часа.
– Жрать охота, – прервал я словесную дуэль двух родственников, когда мы оказались около заветной двери в кабинет, где и происходил забор крови.
– А ты что, не завтракал, что ли? – удивился Боря.
– Нет, – ответил я, – Витька сказал, что как будто анализы сдаёшь. А анализы всегда натощак сдают.
– Нашёл кого слушать! – рассмеялся Боря. – Это не анализы. Тут, наоборот, надо было плотно покушать, но не жирное.
– Я про натощак ничего не говорил, – сказал Витька, – не надо на меня наговаривать. Давай, Вадик, иди первый. И потом нас подожди. После забора крови всегда надо перекусить и пить много жидкости. Вино рекомендуют красное.
– Если что, попроси водички попить, – подсказал Боря.
– А что «если что»? – насторожился я.
Но ответить мне никто не успел.
– Следующий! – гаркнул кто-то, и дверь в кабинет растворилась.
За дверью был маленький коридорчик со стульями и ещё несколькими дверьми. За одной из них у меня померили давление. За другой – я заполнил анкету. За третьей – у меня взяли кровь из пальца, чтобы определить её группу. Прижимая ватку к уколотому безымянному пальцу, я вошёл в четвёртую дверь.
Два длинных канцелярских стола, четыре стула, две кушетки и скамейка. За столами сидели мужики и, сжимая резиновые мячики, сдавали кровь. Весь этот процесс сдачи контролировали две молодые и симпатичные медсестры: одна чёрненькая низенькая, другая повыше неё с выбеленными до прозрачности волосами.
– Садитесь на свободный стул, – сказала одна из них и вручила мне резиновый мячик, – поработайте рукой.
Я начал сжимать рукой мячик, а девушка между тем перетянула мне руку какой-то резинкой и ткнула в локтевой сгиб иглой. Я ойкнул.
– Ой, какие мы нежные! – пробормотала медсестра и ловко прилепила к моей руке тонкую прозрачную трубочку, по которой через несколько мгновений побежала кровь. Моя кровь.
Я огляделся. Напротив меня сидел довольно пожилой человек и сосредоточенно сжимал свой мячик. На лбу у него блестел пот. За соседним столом сдавали кровь двое мужчин в синих спецовках. Возрастом они были чуть постарше меня. Они попытались пошутить с медсёстрами, но получили от ворот поворот.
– Или вы кровь сдаёте молча, – на вопрос, как её зовут, ответила чёрненькая, – или идёте на работу. Ещё вопросы есть?
– Вопросов нет, – одновременно ответили обе спецовки и синхронно начали сжимать свои мячики. Молча.
Зато медсёстры продолжили свой разговор, судя по всему, прерванный моим приходом.
– Мало того, что народу сегодня немерено, так ещё и Яна Геннадиевна как с цепи сорвалась, – записывая что-то в толстую тетрадь, сказала беленькая, – утром на меня наорала. Ты, говорит, на танцы собралась или на работу?
– А ты чего? – заинтересовалась чёрненькая, наливая чай себе и беленькой. – Ты на неё не обращай внимания. У бабы климакс, вот она и орёт на всех подряд.
– Вот пусть на себя и орёт, – отложив тетрадь в сторону и придвинув к себе стакан с чаем, ответила беленькая. – Мы вообще не в штате. У нас практика. А свалили всё на нас: и перевязки, и уколы. Теперь вот доноров этих, в спецовках.
И тут меня затошнило. Не то чтобы затошнило, а стало как-то нехорошо.
– А можно водички попить? – попросил я.
– Чего? – спросила чёрненькая и повернулась ко мне.
Мячик вдруг выпал у меня из руки и весело поскакал по полу. Всё вокруг закружилось, и я потерял сознание.
Я оказался в огромном зале ожидания со стеклянной крышей. В нём длинными рядами стояли кресла, как на Курском вокзале, а за стеклянной крышей светили две луны, радуга, и сновали туда-сюда космические корабли.
– К шестой платформе прибывает звездолёт до Кейптауна, – надрывался металлический голос из репродуктора.
– К какой платформе? – спросил меня кто-то.
Я повернул голову и увидел сидящую рядом со мной бабку в телогрейке. У ног её стояла плетёная корзинка с яблоками и старый потёртый фанерный чемодан.
– К шестой, – ответил я, – к шестой платформе.
Бабка вскочила, схватила свою кладь и, роняя яблоки, побежала между рядами кресел.
Я открыл глаза и обалдел: лежал я на скамейке всё в той же комнате, и надо мной склонились сестрички, беленькая и чёрненькая. Халаты, в соответствии с законом притяжения, у них отвисли, и перед моими глазами предстало то, что, собственно, эти халаты должны были закрывать.
У чёрненькой тяжёлую налитую грудь стягивал красный бюстгальтер с рюшечками. А вот беленькая была без белья. И у меня перед глазами покачивались два холмика с коричневыми сосками, буквально в двадцати сантиметрах от моего носа. На мгновенье мне показалось, что я умер и попал в рай.