Юность грозовая
Шрифт:
— Пошли, нечего зябликов ловить, — предложил Степка. Шли тропинкой, потом, увязая в снегу, повернули к оврагу. Степка начал беспокойно озираться по сторонам. Василек понял: тут что-то нечисто.
— На черта нужны эти дрова ворованные, — буркнул он.
— Замолчи, — прицыкнул Степка, волчонком глянув на него. — За свою шкуру трясешься?
Возле заводского забора, повисшего над оврагом, Степка опустился на колени и быстро, по-собачьи, начал разгребать руками снег и потемневшие от влаги опилки.
— Сядь, торчишь как пугало! —
Степка передал мешок Васильку.
Они быстро свернули за угол, перебежали улицу и направились к Волге. Под обрывом остановились. Вокруг — ни души.
Степка взял мешок, развязал его и начал выбрасывать содержимое. На дне лежали четыре банки консервов.
— Опять?! — воскликнул Василек.
— Не ворчи! — зашипел на него Степка. — Прячь под пиджак!
— Не буду!
Степка, стиснув зубы, шагнул к Васильку.
— Чистоту блюдешь? — в голосе его звучала издевка. — Ты же по уши грязный. Деньги-то брал. Думаешь, откуда они?
— Сволочь ты! — повернувшись, Василек зашагал прочь.
Спрятав банки в карманы, Степка швырнул мешок с обрыва, догнал Василька.
— Смотри не проболтайся, поплывем вместе, — предупредил он.
Василек промолчал и свернул в первый попавшийся на пути переулок, сам не зная, куда и зачем он идет, только бы подальше от Степки.
«Расскажу, завтра же расскажу обо всем, — горячился Василек, сосредоточенно глядя себе под ноги. — А что будет потом? Он опозорит меня, и тогда… Выгонят, конечно, меня из комсомола, наладят в два счета с завода. Узнает об этом Таня. Позор! Молчать?.. А вдруг все узнают и без меня? Тогда еще хуже. Нужно уйти от него!.. А куда? Уехать совсем? А как же Таня?..»
Часто, отправляясь на работу, Василек давал себе слово не возвращаться назад, но всякий раз, продрогнув за день в холодном сарае, где он сбивал ящики, спешил к бабке Агафье, откладывая свое намерение до более подходящего времени.
Вот и сегодня, думая о том же, Василек долго бродил по заснеженным улицам города, пока наконец не почувствовал, что коченеют ноги. К дому подходил подавленным: так ничего и не придумал.
Бабка Агафья, отправившись к знакомым, еще не вернулась, в комнате был Степка. Он сидел за столом в небрежной позе довольного собой человека, с цигаркой в зубах. Перед ним стояла тарелка с недоеденной закуской.
— Обжираешься? — зло бросил Василек, швырнув на подоконник шапку.
— Заходил дружок. Вот парень! — он выставил большой палец, как делал всегда, когда хотел подчеркнуть что-то значительное. — Ловкач! А у тебя такой вид, как будто по морде дали.
— А тебе какое дело?
— Ты же друг, вот и беспокоюсь, — Степка тихонько хихикнул.
— Иди ты подальше со своей дружбой. Перекинув через плечо полотенце, Степкавстал, подошел к умывальнику и подставил под кран голову. Вода тонкими струйками падала с волос в жестяной тазик.
— У тебя, я вижу, любовные страдания, — съязвил Степка, наматывая на голову полотенце, как чалму. — Вот и срываешь зло на мне. Только зря ты ходишь к Таньке. Чего в ней хорошего? Глазюки черные, и все. Да у нас на заводе таких, как она, — пруд пруди.
— Не суйся не в свои сани! — заорал на него Василек и, схватив со стола кисет, начал скручивать цигарку, потом смял ее и бросил в угол.
— Успокой нервы, сумасшедший, — примирительно проговорил Степка, присаживаясь к столу. — Перекуси.
Он кивнул на тарелку.
— Сыт без тебя! — сквозь зубы бросил Василек. — Теплую компанию заводишь?
— А это не твое дело, — ощетинился Степка. — Тебя не пригласим, не волнуйся.
— Да я и не пойду, мне стыдно с тобой.
— Ты побереги ее, совесть, запас, говорят, карман не дерет.
Василек не выдержал, ударил пинком стоявшую рядом табуретку. Она с грохотом отлетела в угол.
— Пристроился, как вошь! Я не буду больше молчать! Понял?
— Не ори, услышат, — ковыряя ножом крышку стола, Степка исподлобья следил за Васильком. — О себе подумай, чистюля. Потерпи, скоро я с тобой распрощаюсь.
— Ну и уматывай, — глаза Василька зло блеснули. — И не пугай меня!
Степка попытался было перевести разговор в спокойное русло, сказав, что Васильку ничего не угрожает, каждый живет так, как ему правится.
— А это и видно, — возмущался Василек. — По следам своего батьки пошел?
— Вот как! — Степка вскочил и, сжимая нож, шагнул из-за стола.
— Подходи! — схватив утюг, Василек замахнулся. — О такой сволочи никто не пожалеет! Так черепок и разлетится!
Они мерили друг друга злобными взглядами. Их отделял всего один шаг, но никто не решался первым сделать его.
— Я тебе припомню, — грозился Степка. — Ты еще обратишься ко мне, заячья твоя душа!
— Помалкивай, пока не заявил в милицию, — Василек в упор смотрел на своего противника. — Тебя нужно к отцу твоему отправить.
— Попробуй, попробуй, сам влипнешь! Неожиданно распахнулась дверь, и в комнату вошла бабка Агафья. Увидев воинственно настроенных ребят, она испугалась, бросилась между ними.
— Чего сошлись как петухи! — закричала она, расталкивая их в разные стороны. — Не поладили? Разойдитесь, кому говорю! Вот еще наказание на мою голову!
Степка бросил на стол нож, сел на кровать и, наблюдая за стоявшим у окна Васильком, тревожно думал о том, что не следовало бы ссориться с Васильком, болтать об отъезде из города.
Напрасно пыталась бабка Агафья узнать причину раздора своих квартирантов. Ребята упорно отмалчивались.
— Глядите вы у меня! — впервые за все время она была по-настоящему сердитой. — Сроду в моем доме не было скандалов, а теперь вот такое…
Она погрозила Степке и Васильку пальцем и, все еще ворча что-то под нос, ушла в свою комнату.