Юность Лагардера
Шрифт:
— Друзья мои, не пофехтовать ли нам, чтобы как следует размяться?
Куда отправиться, сомнений не было. Есть ли, спрашивается, лучшее место для сей забавы истинных дворян, чем зал в двух шагах от Лувра, на улице Круа-де-Пети-Шам?
Модное заведение держали на паях гасконец с нормандцем, носившие имена, вполне отвечавшие их ремеслу: одного звали Кокардас, что означает «Кокардец», а другого — Паспуаль, то есть «Лампасник».
В этом зале принимали избранных, и принцы могли быть уверены, что встретят здесь лишь людей своего круга.
Достойные владельцы
— К несчастью, — горестно повествовал уроженец жаркой Тулузы, — наши проклятые страстишки сыграли с нами, как обычно, дурную шутку… От моего благородного друга прямо-таки разило вином. Ну что тут скажешь? Перебрал, черт побери! А сам я едва стоял на ногах, изнемогая от усталости после известных ночных сражений… Проклятье! Если уж говорить, так всю правду. Шпага его величества трижды пометила колет Паспуаля, я тоже пропустил два удара! Ах, дьявольщина! Наш монарх не сдержал презрительной улыбки… Как только я не умер от позора! Доселе жизнь моя была безупречной, без единого пятнышка — и вот такой афронт! До конца дней я буду краснеть при мысли об этом!
Паспуаль же, сохраняя присущие ему любезность и кротость, неизбежно поправлял приятеля своим гнусавым голосом:
— Прошу прощения, мой достославный и дражайший друг, но память тебя слегка подводит… В ночь перед историческим днем перебрал ты…
И, закатив к небу голубые глаза, добавлял со вздохом:
— А я… О, эта черненькая плутовка!
На что Кокардас-младший отвечал:
— Что в лоб, что по лбу! Из-за женщин и вина мы с тобой, бедняга, потеряли славу лучших клинков королевства. Клянусь, я и в могилу сойду безутешным!
Итак, поскольку на пыльные половицы зала для фехтования ступала нога самого короля, Кокардас и Паспуаль и бровью не повели, увидев перед собой племянника монарха, хоть тот пришел в сопровождении двух французских принцев и знатного итальянского вельможи… Видывали мы и не таких, было написано на лицах достойных escrimadores, а потому знатные посетители удостоились только кивка и салюта рапирой.
Как известно, в те времена заведение Кокардаса и Паспуаля процветало.
Один из них давал уроки фехтования юному герцогу де Вилеруа. Второй обучал маркиза де Монтескарпа секретам стремительной неотразимой атаки.
Принцы, переглянувшись, повесили на вешалку шляпы и плащи, выбрали, не чинясь, подходящие маски, перчатки и нагрудники, а затем с радостью встали в боевую позицию, обмениваясь веселыми репликами:
— Отрази-ка вот этот удар, мой Филипп!
— Твоя очередь, Карл-Фердинанд, mio саго!
— Вот тебе мой ответ, Невер!
Невер пропустил выпад партнера. В то время он еще не знал знаменитого удара, получившего впоследствии его имя, но сражался почти на равных с герцогом Мантуанским и Гвасталльским, который фехтовал превосходно.
Вскоре лотарингец и итальянец прекратили бой, заметив, что мастера с явным интересом подглядывают
— Послушайте-ка! — вдруг выпалил Кокардас-младший. — Скажу по чести, монсеньор, мне не слишком нравятся ваши финты… дьявольщина! К нашему климату они не подходят… но я должен признать…
— …что с их помощью, — продолжил своим медовым голоском Паспуаль, — можно очень легко отправить ad patres [52] зазевавшегося противника.
Гонзага с коротким сухим смешком опустил свое оружие.
52
к праотцам(лат.)
— Я не боюсь никого, даже с рапирой без наконечника. Нет! Особенно с рапирой без наконечника!
Владельцы фехтовального зала с улыбкой переглянулись.
— Кроме?.. — ласково переспросил Амабль Паспуаль.
— Кроме?.. — грубовато подхватил Кокардас.
— Кроме?.. — осведомился герцог Мантуанский с некоторым раздражением и придвинулся к двум рубакам. — Кого вы имеете в виду?
Учителя фехтования шумно расхохотались и, не удостоив герцога ответом, обменялись рукопожатием.
Тогда лицо преступного вельможи исказилось от ярости под фехтовальной маской. Возможно, он не вполне протрезвел после ночной попойки? Как бы то ни было, он произнес вполголоса, но в тоне его звучало бешенство:
— Это что, вызов? Вы ставите под сомнение мое искусство и мое хладнокровие?
Герцог Шартрский предостерегающе положил руку ему на плечо. Он не любил случайных стычек. Сколько раз его бранил за это старый отец, герцог Филипп Орлеанский! Итак, он попытался урезонить Гонзага:
— Довольно, мой милый. Неужели такая безделица может вас вывести из себя?
В этих словах была сама мудрость. Однако Карл-Фердинанд не унялся и продолжил притворно спокойным тоном:
— Знайте, любезные, что принц де Гонзага, герцог Мантуанский и Гвасталльский никогда не оставляет вызов без ответа!
Нормандец промолвил медоточиво:
— Это делает вам честь, монсеньор…
— Дьявольщина! Чем лучше шпага, тем кровь горячей! — добавил гасконец, подмигивая компаньону.
— Я жду! — топнул ногой негодяй, не зная, что искушает тем самым судьбу. — Я жду имя! Назовите того, кто может сравниться со мной? Он сейчас здесь? Это один из вас?
— Упаси Бог! — потупился Паспуаль, заливаясь краской ложного стыда и пощипывая свою коротенькую бородку.
Тут в разговор вмешался герцог Неверский:
— Что вы тянете, любезные мэтры? Раз начали, то говорите!
Мастера снова переглянулись. Казалось, они уже сожалеют о неосторожно сорвавшихся словах.
Тогда объяснений потребовал сам принц крови.
Паспуаль обронил слезу, а Кокардас немедля осушил полуштоф рейнвейна, всегда стоявший под рукой.
— Это всем молодцам молодец! — промолвил он наконец, обтирая усы. — И с кем он только не дрался, разбойник! А первые свои уроки получил здесь… в этом самом зале…