Юность Лагардера
Шрифт:
Он не сделал ни единой ошибки: поздоровался, поклонился, поцеловал графине руку… Все было безупречно.
Удивленная и очарованная, мадам де Монборон не сводила с него глаз, а Роза Текла с гордостью говорила себе: «Экий молодец! Уже умеет нравиться женщинам!»
Это была истинная правда, ибо знатная дама думала:
«Жаль, что он так юн! Еще пять-шесть лет — и он заткнет за пояс самых красивых придворных кавалеров!»
Она даже слегка вздохнула при мысли об этом, ибо вдовела уже два года и была весьма влюбчива. Красота никогда не оставляла ее равнодушной…
— Сударь, позвольте
Мамаша Туту разинула рот.
Молодая, красивая, богатая и знатная дама назвала «сударем» этого бесфамильного сироту, этого гуттаперчевого горбуна с Нового моста, этого Маленького Парижанина, подобранного из милости и получившего приют в «Театре Маленькой Королевы»!
Однако будь достойная подруга клоуна Изидора натурой более тонкой и проницательной, она не меньше удивилась бы тому, с каким естественным видом Анри принял лестное обращение, употребляемое только по отношению к дворянам, ибо даже зажиточного горожанина называли тогда всего лишь «мэтр». Лагардер держался так, как если бы ничего другого и не ожидал.
Графиня сразу почувствовала, что имеет дело с необыкновенным ребенком. Все говорило об этом: и гордая стать, и смелый взгляд, и благородные черты лица.
Дружески улыбнувшись Анри, она спросила:
— Кому обязана я тем, что не покинула сей бренный мир? Чье имя должна я помянуть сегодня в вечерней молитве?
IX
СЧАСТЬЕ И ЗЛОСЧАСТЬЕ
Лицо храброго мальчика омрачилось.
— Сударыня, — ответил он, — не стану от вас скрывать: я не знаю имени моего отца… Однако я чувствую, что унаследовал благородную кровь… что рожден носить шпагу… в этом я мог бы поклясться на алтаре перед ликом Господа, ибо внутренний голос кричит мне это, и обмануть меня он не может! А доказательства… Мне можно только верить!
Его юное лицо пылало румянцем, глаза сверкали, кулаки сжимались…
Графиня, покоренная этим порывом, прошептала:
— Я вам верю, сударь.
Мамаша Туту, вмешавшись в разговор, благодушно произнесла:
— А пока его зовут Лагардером… по названию старого разрушенного дворца, который…
Тут госпожа де Монборон закрыла свои голубые глаза.
— Лагардер? — раздумчиво повторила она. — Лагардер? Это имя мне что-то напоминает… Но что? Лагардер? Да, да… у моего деда, в Версале…
Анри, мертвенно побледнев, вздрогнул.
Неужели тайна будет сейчас раскрыта? И истина явится на свет из этих прекрасных алых губ? Разорвет ли белая рука графини густой покров, скрывающий его имя?
Он вдруг вспомнил, как ускользала от всех вопросов госпожа Бернар… Как сильно она испугалась, когда он стал умолять ее рассказать о родителях… Эти страхи не были наигранными, она действительно была в ужасе.
А затем он осознал, что рядом стоит Роза Текла и не сводит глаз с мадам де Монборон… Она славная, очень славная женщина, эта мамаша Туту, но неисправимая болтунья…
Тогда он обратился к графине, которая вздрогнула от его необычного тона, ибо в нем звучали и приказ, и мольба.
— Сударыня,
— Вы правы, сударь, — сказала графиня, вставая с кресла. — Я совершенно оправилась и смогу дойти до кареты… Она ждет меня в двух шагах отсюда. Но прежде я хочу отдать необходимые распоряжения…
Повернув грациозную головку к Розе Текла, она произнесла, указав на все еще тлеющие останки «Театра Маленькой Королевы»:
— Не печальтесь об этом, просто соберите все, что уцелело и что кажется вам ценным… хотя бы как память. Я живу во дворце Монборон. Это в пригороде Сен-Жермен, на улице Гренель. С сегодняшнего дня мой дом открыт для вас. Вы все будете ужинать и ночевать у меня!
— Как? — растерянно спросила мамаша Туту. — Все? И люди, и животные?
Графиня рассмеялась.
— Знаете, порою животные мне нравятся гораздо больше, чем люди. Вы покажете мне своих ученых собачек. И обязательно скажите вашим друзьям, моя милая, что никто, ни один человек не разорится из-за этого пожара. Я позабочусь обо всех!
— Ах, госпожа графиня! — только и смогла произнести Роза Текла.
Закрыв лицо руками и заливаясь горючими слезами, она убежала, а Жанна де Сеньеле, улыбаясь, смотрела ей вслед.
Затем, снова став серьезной, она обратилась к Анри:
— Прошу вас сопровождать меня, господин де Лагардер. Вы сядете в мою карету.
Подросток изящно поклонился и ответил со своей обычной невозмутимостью:
— Сударыня, превратности судьбы привели меня к этим замечательным людям. Они приютили меня. Мне не хотелось бы выглядеть неблагодарным в их глазах и сразу порывать с ними… Впрочем, есть и еще одна причина. На моем попечении находятся две особы: одна из них — пожилая и больная женщина, госпожа Бернар, вырастившая меня и хранившая в таинственных злоключениях моего детства… а вторая дитя, моя названая сестра Армель де Сов…
Графиня улыбнулась.
— Ваши резоны безупречны. Вас украшает не только смелость, но и доброта, а с ними обеими соперничает ум… Тогда до вечера! Ужинать вы непременно будете со мной!
Поистине, все подвластно тому, кто носит имя Анри де Лагардер!
Вечером, словно по мановению волшебной палочки, свершилось чудесное превращение, которое еще утром показалось бы недостижимым, невозможным, безумным…
В роскошной гостиной, освещенной венецианскими люстрами, Армель де Сов и ее названый брат ужинали за одним столом с графиней де Монборон.
Четверо лакеев в синих ливреях с золотыми галунами застыли за их спинами, готовые исполнить любое приказание.
Ангельски-чистые голубые глаза Жанны де Сеньеле увлажнились. Провидение избрало ее орудием счастья!
Даже легкое облачко не омрачало более чела обоих детей, которым пришлось пережить столько бед. Они чувствовали, что для них восходит новая заря, что их ожидают лучшие дни — быть может, дни борьбы и испытаний, ибо жизнь человеческая проходит в вечных борениях, но зато дни, которые позволят им навсегда забыть, что они были бродячими комедиантами и зарабатывали свой хлеб на ярмарке у Нового моста, в компании мамаши Туту, господина Плуфа и дрессированных собачек.