Шрифт:
Глава 1.
Она.
«Это она», – подумал с какой-то обречённостью Серёжка, услышав где-то впереди необычайно агрессивный перестук дамских каблучков. Такое понимание приходит как-то вдруг и сразу, и мы воспринимаем его как данность. Этот вызывающий стук своей настырностью распугивал затаившуюся в ожидании очередного грохота проходящего поезда привокзальную ночь.
– «И не боится же!», – промелькнула в голове отвлечённая мысль, а сердце, на мгновенье сбилось с установленного законами природы ритма, и застучало совершенно
Сергей шёл на танцы в клуб воинской части, что расположилась на окраине его родной станции со странным французским названием Болонь, и был в отличном настроении. Хотя, надо заметить, что ничего французского в названии не было. С нанайского языка сие переводилось как «Озеро осенних рек». Когда-то Серёжке объяснили, что «осенние реки», это реки, куда осенью на нерест идёт кета.
«Поэтичный народ нанайцы», – подумалось тогда Сергею.
А вечер начинался неплохо, и обещал весёлого продолжения. Накануне они ещё загодя у родителей его друга Мещерякова Андрея, в простонародье отзывавшегося на прозвище Мещеряк, отлили из алюминиевой молочной фляги два литра браги. Недостачу предусмотрительно восполнили чистой водой. Бражка по виду и вправду напоминала молоко. Такого же парного цвета, только в отличие от продукта из-под смирной Бурёнки, она шипелась пузырями, и била в нос мелкими брызгами газа.
– Все девки наши! – довольно заключил Андрюха, закрывая банку капроновой крышкой, и ухмыльнувшись, добавил, – да и батя не сопьётся. Градус то мы ему поубавили.
«Это уж точно, – усмехнулся про себя Серёжка, – градус там действительно уже не тот». Он знал, что данная процедура проделывалась уже не впервой.
Парни на свете жили долго, уже без малого по шестнадцать с лишним лет. И по личному опыту знали совершенно точно, что перед танцами следует пить именно бражку.
– Она сладкая зараза, и закусывать не надо, – довольно ухмыльнулся Мещеряк.
Серёга поначалу отнекивался. Спиртное ему было как-то не очень, не привык ещё что ли? Но после того как он несколько раз пообтирал затылком клубные стены, понял – пить надо. Выпивка, это кураж, а без куража какие же могут быть танцы? Так, не-приведи-господь-что.
Не доходя до клуба, они встали под тень деревьев. Пили, по очереди приникая к широкому стеклянному горлышку. Мутная приторность вязко растекалась по судорожно сжимавшемуся горлу. Пилось нехотя, поэтому приходилось кхэкать, и прерываться. Но долг требовал, и мучения кончились, когда язык ощутил неприятную скользкость дрожжевой жижицы.
Отдыхиваясь, немного постояли. Андрюха жестом залихватского курильщика выщелкнул из жёлтой пачки болгарского «Интера» сигаретину, и протянул её другу.
– Не-е, – передёрнувшись, замотал тот головой, – меня сейчас и так стошнит.
Серёга не курил всю свою жизнь. Это дело он не любил ещё больше выпивки.
– Ну, чё, пойдём бикс снимать? – подражая старшим парням, ловко выплюнул окурок Мещеряк, и развязным голосом добавил, – а то «клубные» без нас всех расхватают.
А Серёга не к месту вспомнил как ещё в первом классе, старшие парни на сеновале «узла поселковой связи» учили их с Андрюхой ругаться матом, курить и пить брагу. Как, там же они весьма доходчиво поясняли, что и как следует делать с противоположным полом. Мещеряк оказался учеником способным. А вот Серёжке все эти науки были неприятны, и они в нём как-то не прижились.
Больше всего ему не нравилось, что о всех девчонках отзывались как-то не очень хорошо. На его взгляд среди них были очень даже ничего. Например, Иринка Козлова. Она была своей в доску. Ещё по детству Серёжка помнил, как наравне с ними, пацанами она на стареньких лыжах сигала с трамплина. И это несмотря на расхожее мнение, что все отличницы ябеды и зубрилы. Так что не все девчонки зануды и трусихи.
Но сейчас он мог горы свернуть.
– Пошли! – также дерзко пошатнулся он.
– Чё дрищи алюрские припёрлися? – совсем не ласково встретил их клубный предбанник прокуренным голосом одноклассника и закоренелого двоечника и неприятеля по жизни Юрченко Витьки, по-простому Юрчи.
– Тебя забыли спросить! – вызывающе цвыркнул через губу Мещеряк.
– Чешите на танцы в свою воинскую часть, а здесь сегодня клубные отдыхают! – нахально сверля их глазами, ухмыльнулся Юрча, и, повернувшись к подобострастно гыгыкающим прихлебателям, радостно сообщил. – Лафа мужики, алюровских сегодня будем бить!
– И как мы промухались, – шепнул другу Андрей. – Сегодня же и вправду в «Части» танцы.
– Тебе что места мало? – примирительно произнёс Серёжка, не собираясь отступать перед Юрчиной наглостью.
Вот этого делать не следовало. Примирительный голос в подобной среде обитания воспринимался за слабость.
С незапамятных времён, наверное, с тех самых, когда рыки первобытного человека стали принимать подобие первых слов, люди с узкой черепной коробкой так и не смогли перестроиться, и говорить нормальным языком. Весь их лексикон сводился к нескольким нечленораздельным фразам. А пробел в недостатке образования восполнялся нагло вытянутой вперёд челюстью, и вставляемым к месту и без места отборным матам. И звучало это примерно так:
– Ты чё мля буду в натуре, мать-перемать, пойдём, козёл, выйдем!
– Пойдём! – словно окунаясь с головою в омут, дерзко ответил Серёжка, и понял, что после такого ответа, так как прежде уже не будет.
Нет, он не был трусом, просто он не любил драться. Ему почему-то было жаль того, кого он бил. А назревавшая драка будет не такой, как это было прежде. В Болни за «козла» отвечали по полной программе. В основной своей массе население станции, как, впрочем, и Дальнего Востока, составляли бывшие узники Гулага. Затем к ним добавились вышедшие «на свободу с чистой совестью» узники современных лагерей. А эти люди, вольно или невольно принесли в быт мирных обывателей частицу «зоновской» жизни и понятий.
Сейчас всё будет всерьёз, до полного нокаута одного из противников. Детство кончилось, и уже не скажешь, что тебе больно, и из носа течёт кровь. Будет решаться вопрос чести и дальнейшего отношения к нему друзей и врагов. Юрча, называя его козлом, прекрасно об этом знал.
Взгляд Юрчи удивлённо взметнулся вверх. Лёгкая неуверенность проскользнула в его наглых глазах. Поймав эту неуверенность, Сергей неожиданно для себя успокоился, а в голове стало пусто, словно туда натолкали ваты. Выбор сделан. Он, молча, развернулся, и пошёл в темноту на задворках клуба. За ним двинулся Мещеряк, и парни из юрчиной свиты.