Юность в стране застоя, или Повесть о первой любви
Шрифт:
– Ты парень иди, а то не дай бог кого другого встретишь, – махнул рукой Сёма. – А мы постоим, посмотрим.
Серёжка шагал и улыбался. Его средний брат на станции Болонь был забиякой известным, и сейчас авторитет служащего в армии Алика помог ему избавиться от ненужных синяков.
«Спасибо ему, как завтра с Иринкой танцевать бы стал?», – вспомнил он брата и девчонку, которая так неожиданно впорхнула в его жизнь.
Глава 2.
Любовь.
На следующий день вместо танцев были овода и комары. А вечером Серёжка с тоской
«И как я мог забыть о покосе!», – думал он, грустно наблюдая за выпархивающими в сумерки надвигающейся ночи яркими точками.
Накануне, ни свет, ни заря, его короткий утренний сон был нарушен голосом матери.
– Ну-ка, полуночник, просыпайся, отец уже давно позавтракал!
– Ну, ма, ещё маленько, – завёл он жалобно.
– По ночам надо меньше шлындрать! – раздалось снизу от сеновала, на котором летом спал Сергей. – Живо спускайся, а не то сама сейчас поднимусь!
Понятное дело, что мать на сеновал не полезет, но её крутой нрав заставлял в этом сомневаться.
– Эх, – сладко потянувшись, вздохнул Сергей, и тут же хлопнул себя ладонью по лбу. – Ёмо-ё, сегодня же на покос, чёрт, как я мог забыть!
«Иринка!», – пришло следом запоздалое понимание некой несправедливости. Он ведь пригласил её на танцы. И как теперь быть?
«А никак, забудь, покос дело святое. Корова без сена, семья без кормилицы», – эту истину Серёжка впитал вместе с материнским молоком. Понимая, что жизнь начинает давать сбои, спустился вниз и, увёртываясь от лёгкой затрещины матери, скакнул к столу.
– Я только молока, – боднул насуплено головой.
– Молока он, – оттаивая, усмехнулась мама. – Давай уже, пей, пока отец литовку отбивает. – И, не удержавшись, взлохматила Серёжкин чуб. – Жених какой выискался.
Серёжка ласку матери не принял и насупился.
– Ма, ну ты что! Всё нормально.
– У вас всегда всё нормально, – прикрикнула мать. – А мы после вас помои разгребаем.
И вот теперь, наблюдая как потрескивающий на лёгком ветру костёр, посылает во Вселенную тепло своего огня, он тоскливо думал о несправедливости бытия. И жизнь казалась потерянной на веке.
«Никогда у меня ничего хорошего больше не будет», – в который раз тяжко вздыхал он.
Отец его вздохов не замечал, а выпив «с устатку» пару стаканов мутного самогона, благодушно рассуждал о преимуществах этого покоса над прежним. Покос действительно был отличным. Раньше они косили по болотистому кочкарнику. Литовку приходилось постоянно держать на весу перед грудью, чтобы не обломать её о кочки. Так что к обеду выматывались так, что падали у едко чадящего дымокура без задних ног, которые были насквозь мокрыми от гнилой болотной воды. И гнус в марях облеплял так, что если бы не накомарники и мазь, то косить было бы некогда. Всё время бы приходилось отмахиваться. А в прошлом году отцу удалось перехватить покос на заливных лугах в низовьях Семенюра у отъезжающего из посёлка соседа.
И вот уже второй год косьба была просто в удовольствие. Ручки(ширина прокоса) выходили широкими, а пяточка литовки легко скользила по земле, не давая силе расходоваться впустую. И свежий ветерок от реки сдувал надоедливых насекомых.
«Вжи-ик, вжи-ик, эх размахнись рука, раззудись плечо!», – пела играющая в росе острая как бритва литовка.
Серёжка вспомнил, как много лет назад, в его первые летние каникулы после окончания первого класса, он, не попадая шагами в такт и спотыкаясь о железнодорожные шпалы, пытался не отставать от шагающих впереди отца и старших братьев Ивана и Олега. Косили они в тот год в болотах за пять километров от станции, и основной путь лежал пешком по железной дороге, а скошенное сено приходилось вывозить зимой, когда мороз железным панцирем сковывал простиравшиеся на сотни вёрст от посёлка мари да болота. Богат просторами Дальний Восток, но не обихожены эти просторы дорогами, обижены беспредельные дали малолюдием. Некому заниматься благоустройством этих богатейших земель.
Вот тогда-то и получил Серёжка первые уроки косьбы. А на третий день он уже стоял впереди отца, и отчаянно размахивая небольшой «шестёрочкой»(размер косы), опасливо прислушивался, как за спиной, буквально у пяток подсекает траву огромная отцовская «девятка». Мучительно хотелось оглянуться, но он понимал, что этот не рассчитанное движение собьёт его с ритма, и отцовская коса станет ещё ближе.
А Григорий Данилович, пряча у губ усмешку, внимательно следил, чтобы не дай Бог не поранить младшенького. Он учил сына косить, так же как учили его, так же как учили его отца, деда и прадеда. Извечная эта крестьянская наука была одной из основных на широких российских просторах. А миндальничать да жалеть некогда, того и гляди дожди зарядят, и все труды пойдут коту под хвост. Да и подпрелое под дождём сено и корове не в удовольствие.
Серёжка понимал, что отец, конечно же, не станет подрезать ему пятки, но непонятная сила упрямой гордости гнала его вперёд, и он обессилено падал в конце прокоса, радуясь тому, что и на этот раз уберёг ноги. А отец точил сначала свою, а затем его литовку, и подавая ему косовьё, говорил:
– Ну что отдохнул? Тогда пошли.
Казалось бы, и сил то уже не было совсем. Но Серёжка вставал, брал косу, и вновь выходил впереди отца. И силы появлялись, но отчаянно махая косой, он мечтал о том мгновении, когда закончится прокос.
– От плеча бери, от плеча, – слышался за спиной голос отца. – И поворачивайся всем корпусом, тогда не устанешь.
Сейчас, после многих лет проведённых на покосах, он косил вровень с отцом. Но Сергей знал, что в мощном теле леспромхозовского кузнеца таится столько силы, что захоти он, и Серёжка будет как и в далёком детстве бежать впереди, заставляя себя не оборачиваться при звуках вжикающей под пятками литовки.
– Ложись уже, полуночник, – произнёс наконец отец, – завтра с рассветом подниму.
Несмотря на трудный день, не спалось. Да и время-то было такое, что даже дети спать не ложились. На улице ещё стоял летний, пахнущий свежескошенной травой вечер. Рядом богатырски посапывал отец.
«А что если?», – вспыхнула в голове вредная мыслишка.
«Ты это парень брось, давай лучше выспимся. Завтра отец часа в четыре поднимет!».
– Зашевелился противный человечек внутри Сергея.
«До посёлка километров десять, раз плюнуть!», – Серёжка уже знал, что пойдёт. Вернее побежит. Нет у него столько времени, чтобы позволить себе пешком прохлаждаться.