Юрьев день
Шрифт:
— Сам не знаешь?
Жадно навалились собаки на вкусную распаренную овсянку с мясом.
Митрошка и Тренька рядом стоят, слюни глотают. А Филька поодаль прохаживается, плеткой помахивает. Глядит, чтобы псари собачьей еды не трогали.
Дочиста вылизали собаки корыто, мыть не надо.
Треньке бы вместе с Митрошкой в людскую идти. Тоже чем ни то позавтракать. Но с порога окликает приказчик Трофим:
— Эй, малый! Беги к тятьке да скажи, чтобы Митька тотчас сюда шел.
Барин вчерась сам отпустил,
Такому неожиданному поручению рад Тренька. Редко он теперь бывает подле мамки с тятькой.
Филька недовольно хмурится.
— Живей обратно, — приказывает. — Работу я, что ли, за тебя делать буду? И берегись, коли задержишься!
Что было духу припустился Тренька по знакомой дороге. Очень непохожа она на ту, что вела к родной Тренькиной деревеньке. Здесь куда ни поглядишь, холмы горбатые, да речки. А еще — камни. Отродясь Тренька не видал столько их, больших и малых. Иной в два, а то и в три человечьих роста. Гора целая! И на нолях камни. Мешают землю пахать и боронить Диву дается Тренька: откуда они только набрались на земле здешней?
Сноро бежит Тренька: голод подгоняет.
А подле недостроенной за зиму избенки, к которой он торопится, собрались мужики: дед Тренькин, отец, дядька Никола да еще трое крестьян рытовских. Митька тут же.
День воскресный, отдохнуть бы надо, а в иоле запряженная в соху лошаденка стоит. Та самая, что дана была осенью.
Отец Треньки сокрушенно руками разводит:
— Земля в запустении, почитай, лет пять лежала. Нешто ее легко теперь поднять и засеять? Да и лошаденка одна на два двора.
Дядька Никола согласно головой кивает: его иоле лошади дожидается.
Крестьянин, мужик черный, угрюмый, пророчествует:
— По осени урожай, трудом тяжким полученный, в рытовские амбары повезешь. А зимой к нему же за своим хлебушком на поклон явишься.
И даст он не взаймы просто, а заставит более отдать, чем взято. Да еще на барских покосах лишку отработать.
Второй крестьянин, с бороденкой жиденькой, глазами, запавшими после болезни, подтверждает:
— Верные слова. Петлю на мужике завязывает Рытов. Чтобы в должниках ты у него безвылазно пребывал. И далее не лучше — хуже будет.
Потолковали горестно мужики, расходиться стали.
Когда остались Тренькины родичи одни, дядька Никола молвил:
— Уходить надобно, пока не затянуло нас всех в рытовскую ловушкузападню, ровно телят в болотную трясину.
— Уходить... — отозвался сумрачно дед. — На то деньги потребны большие. Где их взять? На дороге, поди, не валяются...
Тренька последние слова услышал, в разговор вмешался:
— Неправда, деда. Иной раз валяются. Нешто забыл, как я, когда еще у князя жили, денежку нашел, а? Вот и здесь, может, найду!
Дед Треньку не выругал. За вихры рукой худой рассеянно потрепал:
— Да уж, Терентий,
Понимал Тренька, насмехается дед. Не обиделся. Подумал только про себя: «Погоди, вот возьму и найду деньги надобные. Клад сыщу. Сказывает же Митрошка, по дороге тех кладов от лихих людей зарыто видимоневидимо...»
Глава 12
ПЕС УРВАН
Прежде Тренька на воле все более по сторонам глазел: кто что делает, куда какая птица летит, откуда и куда зверь бежит.
Теперь ходит Тренька, уткнувшись носом в землю. Клад ищет. Правду говорил деду: позапрошлым летом бежал он вприпрыжку из именья княжьего Троицкого в родную деревеньку, пыль босыми ногами загребал.
Глядь — сверкнуло что-то в серой ныли. Поднял и себе не поверил: в руках махонькая, менее семечка тыквенного, деньга. На одной стороне буковки мелкие, на другой — человек верхом скачет. Потер о рубаху — засиял серебряный всадник.
Зажал Тренька находку в кулак, чтобы мальчишки не отняли, и к мамке:
«Гляди, чего у меня!»
Не только мамка, даже дед подивился такому редкому везению. Долго вспоминал и сам Тренька и его дружки-приятели диковинные городские сладости, которые привез тогда дядька Никола с соседней ярмарки.
Ноне Треньке не на баловство, не на сладости нужны деньги. Надобны они, чтобы всем им из рытовской неволи освободиться. Митьку выкупить. Потому ищет Тренька не денежку одну, а целый клад. Старательно ищет. И от других потихоньку. Это чтобы взрослые его прежде времени не засмеяли: вот, мол, чего надумал — клад смекать!
А Треньке доподлинно через Митрошку известно: есть в здешней земле клады. И должно — немалые. Война по этим местам, а с ней лихие люди прошлись не однажды. И жители, у кого деньги были, в землю их прятали.
Всякий случай использует Тренька, чтобы приблизиться к своей цели — кладу. Пошлет его Филька в лес — Тренька по пути все трухлявые пни палкой расковыряет. Отчего пни? Сказывал Митрошка, люди свои сбережения хоронили частенько в дупле приметного дерева. А когда сгниет дерево, что от него останется? Пень. Вот и ворошит Тренька пни в надежде отыскать скрытые сокровища.
Пошлет Филька его на речку — и речка годится Треньке. Уверял Митрошка, по берегам речек тоже частенько клады бывают зарыты.
Знает Митрошка еще одно верное для кладов место — кладбище. Но боится Тренька до смерти кладбища. Потому успокаивает себя: не все же прятали деньги среди могил. Тоже ведь охотника надобно найти, чтобы среди ночи на кладбище пошел. А по Митрошкиным словам, именно в эту пору клады следует там хоронить и выкапывать.
Только вот беда. Обыскал все вокруг Тренька. Пней несчетное число разворотил. По всем дуплам лазил. А клад, хоть плачь, не дается.