Юрьев день
Шрифт:
А дядька Никола:
— Чего мудреного: надумали, как указами государевыми дозволено, уйти от барина твоего на нынешний день Юрьев! В диковинку тебе такое?
Осерчал приказчик:
— Будет болтать попусту! Деньги откуда возьмете?
— То уж не твоя забота, наша.
Дед, видя недоверие приказчика, свое слово вставил:
— Есть деньги, Трофим. Не печалься.
— К барину идите, коли так.
— Мы в господские покои не вхожи, потрудись сам, Трофим Степанович, — дед молвил.
Тут спор сам собой разрешился. Должно, заметили из барского дома прибывших крестьян. Хлопнула дверь, и легкой своей всегдашней походкой сбежал с крыльца Иван Матвеевич Рытов, Филька — следом. Повысовывались любопытные головы сестер Филькиных. Завиднелись в окошках лица иных рытовских домочадцев.
Приказчик, завидев барина, в сторону шагнул: моя, мол, хата с краю, я бунтарям не потатчик.
Дед шепотом молитву сотворил. Дядька Никола в лице изменился.
Жесток был в гневе государев дворянин. А что гневу страшному предстояло быть, то и Тренька своим умом малым понимал. Не с руки было помещику отпускать крестьян, что работали на него от зари до зари и были всяких денег нужнее и дороже. Потому после приветствий первых отвечал на вопросы дядька Никола голосом чужим, деревянным. Рытов доволен остался: крестьяне вернулись и оброк денежный принесли.
— Добро, мужички! — воскликнул весело. — Будем и далее вместе жить-поживать, добро наживать!
— Нет, — возразил дядька Никола. — Уйти надумали от тебя, не серчай. Ноне последняя неделя перед Юрьевым днем началась. Сам знаешь, по законам государевым вольны мы в эту пору твои земли покинуть.
Побелел Иван Матвеевич Рытов. На скулах желваки заиграли. Рука с плетью сама собой поднялась.
Сжался Тренька. «Вот оно, начинается!» — подумал в страхе.
Однако сдержался Рытов, опустил плеть, не ударил.
— Чем не угодил, православные?
Дед, словно в чем виноват был, поклонился низко:
— Не взыщи, государь. Известно: рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. Землица в здешних местах бедная...
Дядька Никола, видно, за неловкость на себя досадуя, опомнился:
— Чего душой кривить? Земля прокормила бы. Да вот нам тебя, Иван Матвеевич, со чадами и домочадцами кормить тяжеленько. Эвон сколько вас! — кивнул в сторону барского дома, где изо всех окон и дверей рытовская родня выглядывала.
Рытов будто не слышал грубой речи.
— Ладно! Али деньгами разжились?
— Есть деньги, государь, — опять поклонился дед.
— Откуда?
Замялся дед. Дядька Никола, как договорено было, покривил душой:
— Мы, барин, с Яковом из Новгорода привезли. Родственник на руках помер. А деньги мне с сестрой, женой Якова, завещал.
Оборотил свой взгляд Рытов на дядьку Николу:
— Часом, не помогли помереть тому родственнику? А?
Побагровел дядька Никола:
— Мы, Иван Матвеевич, люди простые, душегубством не занимаемся...
Видать, еще что-то хотел прибавить дядька Никола, да смолчал.
Рытов обернулся к приказчику:
— Знаешь ли,сколько с них следует?
— Как не знать! — ответил приказчик.
И тут произошло такое, от чего все рты пораскрывали. Вместо того, чтобы разгневаться, усмехнулся Рытов и приказал Трофиму коротко:
— Прими деньги. — И к деду обернулся: — С собой ли?
— А как же? — засуетился дед и дядьку Николу в бок: — Доставай поживее!
Дядьку Николу два раза просить о таком не надо было. За пазуху полез и два тяжелых полотняных мешочка протянул:
— Получи сполна, Иван Матвеевич!
Рытов мешочки взял, на руки прикинул:
— Добро, мужички! — И Трофиму: — Сочти, верно ли?
Осмелел дед:
— Не серчай, государь-батюшка, и о Митьке поговорить надобно...
Тренька деда за рукав и шепотом:
— Про Урвана не забудь!
Еще выше вскинул брови Рытов, поглядел непонятно и бросил на ходу уже:
— О том завтра, старик!
На мужиков и баб, что вокруг собрались, рявкнул грозно:
— Али дела другого нет?
И пошел, плеткой помахивая, в господские свои покои. За ним следом Филька, на Треньку злобно озираясь.
В приказчиковой избе деньги пересчитали. Все сошлось в точности.
Митька в Осокине остался, остальные Домой отправились.
Дед и тот в перемену к лучшему поверил. Всю дорогу над Тренькой добродушно подшучивал и глядел на внука ласково.
Только дядька Никола рассеянно вышагивал рядом.
— Ты чего? — спросил Тренька. — Будто не весел?
— Не нравится мне, Тереня, уж больно легко Рытов деньги взял и препятствий никаких к уходу не чинил.
— Эва! — дед насмешливо отозвался. — Нашел заботу! Правда на нашей стороне. Куда ж было Ивану Матвеевичу податься?
— Что-то не очень Рытов на правду прежде глядел, — отозвался задумчиво дядька Никола.
Однако вечером и он повеселел. Принялся рассказывать о вольной жизни, что ждет их на далеких землях, богатых и щедрых. О том теплом крае, куда теперь лежит их путь-дорога.
Точно завороженный слушал Тренька дядьку Николу.
Не заметил, как и уснул.
И снился Треньке сон удивительный: будто идет он по шелковому лугу, что лежит возле речки. А в реке не вода течет — молоко, густое, теплое.
И берег у той реки из меда золотого, ровно янтарь, и сладкого...
Глава 18
ЗАПОВЕДНЫЕ ГОДЫ
— Проснись, Тереня! Проснись! — теребит мамка за плечо Треньку.
Неохота ему с дивным сном расставаться.
— Да ну тебя, маманя... — бормочет.
А мать свое:
— Очнись хоть чуток! Уходим мы все...
Садится Тренька на полатях, глаза удивленно протирает.
— Куда, маманя?
— Всем, кроме детей малых, приказано идти в Осокино тотчас же. Мирон от барина прискакал, во дворе ждет. Сказывает, писцы царские велели.