Юрий Андропов. Последняя надежда режима.

Документы о происхождении Юрия Владимировича Андропова, кото­рый пятнадцать лет руководил комитетом госбезопасности и еще год с небольшим — всей нашей страной, его анкеты и автобиографии, свиде­тельство о рождении, школьный аттестат, сведения о его родителях, бабушках и дедушках, справки и характеристики хранились в самом секретном архиве государства.

Доступ к документам имели только двое — генеральный секретарь ЦК КПСС и всемогущий начальник общего отдела ЦК. Только они двое — и больше никто! — вообще знали, что в архиве политбюро спрятаны несколько папок с бумагами, в которых

В отличие от многих других секретных папок эти документы рас­секречены. Теперь у нас есть возможность разобраться в тайнах че­ловека, который оказал столь большое влияние на судьбу нашей стра­ны. Прежде всего надо понять: почему обстоятельства появления на свет Юрия Владимировича Андропова, сведения о его родителях при­надлежали к числу высших секретов государства? Почему однажды за­полненная им анкета едва не погубила Андропова? Было устроено це­лое следствие относительно происхождения его матери. Что же такое было в биографии председателя КГБ и руководителя Советского госу­дарства, что его карьера, да и, пожалуй, сама жизнь висели на во­лоске? И это лишь одна из загадок Андропова.

Я много писал об Андропове, снимал о нем телевизионные пере­дачи. Но когда в читальном зале одного из главных архивов нашей страны я раскрыл папку с только что рассекреченными личными доку­ментами Юрия Владимировича, то понял, что в его биографии рано ставить точку. И еще предстоит точно оценить его место в истории страны. Поэтому в этой книге речь пойдет не только о личности Ан­дропова, но и о крупнейших политических событиях, в которых он иг­рал важную роль, о том, что происходило в Венгрии, Чехословакии, Польше.

После смерти Юрия Владимировича Андропова на старом здании КГБ, где он проработал пятнадцать лет, возле парадного подъезда появилась памятная доска. На следующий день после провала авгу­стовского путча 1991 года со здания КГБ на Лубянской площади па­мятную доску сняли. Ее убрали заодно с памятником Дзержинскому. Это был символ избавления от ненавистной полицейщины, от тайной власти, которую олицетворяла госбезопасность.

Когда председателем Совета министров стал его бывший подчи­ненный Владимир Владимирович Путин, сделавший в наши дни блиста­тельную карьеру, памятная доска вернулась на свое место. В июне 1999 года отмечалось 85-летие со дня рождения Андропова, Путин возложил венок к памятнику председателю КГБ. И это было сигналом изменившегося отношения к Андропову.

У меня была возможность спросить у Путина, что он думает об Андропове. Разговор проходил в резиденции Владимира Владимировича в Ново-Огареве. День был прекрасный, теплый, солнечный. Путин, ко­торый и так не страдал от избыточного веса, сумел сбавить еще несколько килограммов, и пребывал в отличном настроении. Вопросу об Андропове нисколько не удивился.

— Андропов был человеком, с которым ассоциировались надежды на что-то доброе, на улучшение нашей жизни, — сказал он мне. — Ка­залось, что он способен изменить нашу жизнь. Потом, правда, стало ясно, что он имел в виду скорее косметические перемены, наведение порядка. Помните, проводились облавы. Но мое отношение к нему не меняется с течением времени.

— Вы скорее говорите о той поре, когда он ненадолго стал ру­ководителем государства, все помнят именно этот момент. А что вы, Владимир Владимирович, думали об Андропове, когда он был председа­телем комитета госбезопасности?

— Знаете, именно с приходом Андропова я связываю установление социалистической законности. Многое изменилось именно после его назначения председателем комитета. Кстати, эта законность была не хуже других...

Я уточнил:

— А что вы тогда между собой говорили о председателе?

— Вы имеете в виду те годы, когда я служил в КГБ? — переспро­сил Путин.

— Да, мне интересны ваши личные впечатления того времени. Как вы тогда в своем кругу его оценивали? Что для вас было самым важ­ным?

— Ну, мы в ту пору не очень распространялись на эту тему...

Споры о личности Юрия Андропова не утихают и по сей день. Точки зрения практически несовместимы — от безудержного восхищения до полного неприятия и отвращения.

Кинорежиссер Андрей Кончаловскнй, сняв о нем фильм, в га­зетном интервью восторженно говорил: «Юрий Владимирович Андропов для меня фигура интереснейшая. Та роль, которую он сыграл в КГБ, совсем иная, чем ее трактуют многие современные историки. Теперь я знаю, что перестройка началась в КГБ, Мы просто себе этого не представляем. При Андропове КГБ сыграл огромную позитивную роль в государстве. Если бы Андропов не был так тяжело болен, мы бы жили сейчас в другой стране, похожей на Венгрию восьмидесятых—девяно­стых годов. Были бы частные предприятия и банки, свобода выезда за рубеж, идеология социал-демократии...»

Противоположного мнения придерживается Анатолий Черняев, бывший помощник генерального секретаря ЦК КПСС: «Ничего выдающего­ся он не сделал и не предложил, кроме борьбы за дисциплину и большей критики в газетах. Нелепо считать Андропова реформатором. Он лишь хотел исправить систему с помощью организационно-админи­стративных мер. Дело безнадежное. Просто всем хотелось, чтобы Ан­дропов стал человеком, который спасет Россию...»

Андропов нравится тем, кто считает, что страна пошла неверным путем, кому симпатичны жесткие лидеры. Иван Капитонов, бывший секретарь ЦК по кадрам, чуть не в единственном после ухода на пен­сию в интервью «Правде» говорил: «Сталинский металл я ощущал лишь в голосе Андропова: он зазвучал и во внутренней политике, когда началась жесткая борьба за наведение дисциплины на производстве и общественного порядка, и во внешней: вспомните хотя бы заявления нашего руководства в пору антисоветского шабаша, начавшегося после гибели южнокорейского «боинга».

Первому секретарю ЦК компартии Грузии Эдуарду Шеварднадзе Андропов говорил, что у Сталина в смысле наведения порядка можно было поучиться. Помимо сталинского металла в голосе Андропова все, кто с ним имел дело, вспоминают и его пронизывающий взгляд.

«Он обладал каким-то магнетическим влиянием, — вспоминал член политбюро Виталий Воротников. — Он при беседе по-своему, по-андроповски внимательно, изучающе всматривался через толстые стек­ла очков в глаза собеседника. Взгляд у него особый, проникающий внутрь. Впечатление такое, что он знает о тебе все».

«Аудиенция у Андропова, — писал тогдашний заведующий отделом пропаганды ЦК Борис Стукалин, — всегда вызывала внутреннее напряжение. Психологически трудным, как правило, бывало начало бе­седы. Прежде чем сказать что-либо, он устремлял на посетителя тя­желый, гипнотизирующий взгляд, словно давая понять, что видит тебя насквозь и знает, чем ты дышишь, что у тебя на уме...»

Может быть, Юрий Владимирович и в самом деле, работая в КГБ, усвоил этот пронизывающий взгляд, которому учат профессио­нальных контрразведчиков и следователей. А может, его собеседникам просто казалось, что он так уж пристально в них всматривается? И виной всему был оптический эффект, создаваемый сильной близоруко­стью и очками с большими диоптриями?